Сын светланы ганнушкиной. Комитет «Гражданское содействие»помогает беженцам и мигрантам

Образование

В 1965 году окончила механико-математический факультет МГУ, до 1967 года училась там же в аспирантуре. В 1970-1999 годах работала преподавателем, затем доцентом кафедры математики Историко-архивного института (затем - Российского государственного гуманитарного университета).

Правозащитная деятельность

Участвует в правозащитной деятельности с конца 1980-х годов, защищая права беженцев и вынужденных переселенцев. В последние годы в центре её деятельности борьба с нарушениями прав человека в Чечне, а также помощь беженцам в России.

«Темы»

«Рейтинги»

«Новости»

Россия заплатит €95 тысяч беженцам, «застрявшим» в «Шереметьево»

Похожие ситуации были и у троих других истцов в ЕСПЧ. Эти дела не уникальные, говорит председатель комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина.

«Вполне понятно, Европейский суд считает, что это недостойное обращение с людьми и это долгий срок, когда людей держат в транзитной зоне и не отправляют ни туда и ни сюда. Это совершенно ясно, что их должны были пустить в страну. Сноуден, например, из самой якобы благополучной демократической страны, однако он был принят Россией. Кто в этом виноват? Можно, конечно, сказать, что виноват конкретный чиновник. Эти чиновники никогда не считают, что закон написан для них, для них написаны инструкции».

Двоих истцов в результате согласились принять Дания и Швеция, палестинца - Египет, а сомалиец вернулся к себе на родину. Но то, что они так долго были вынуждены жить в крайне некомфортных условиях, спать на матрасах на полу в зоне вылета, не имели возможности нормально питаться и соблюдать личную гигиену, было признано ЕСПЧ нарушением их права на человечное обращение, свободу и безопасность.

Журнал Fortune включил в топ-50 мировых лидеров правозащитницу Светлану Ганнушкину

Американский журнал Fortune включил в рейтинг мировых лидеров (World’s greatest leaders) двух россиян — основателя фонда DST Global и совладельца Mail.Ru миллиардера Юрия Мильнера и председателя благотворительной организации «Гражданское содействие» правозащитницу Светлану Ганнушкину. В топ-50 Ганнушкина занимает 29-е место, а Мильнер — 40-е, сообщается на сайте журнала.

«В путинской России борьба за права человека не самое безопасное занятие, — пишет журнал, представляя председателя «Гражданского содействия» и руководителя сети «Миграция и право» правозащитного центра «Мемориал» Светлану Ганнушкину. — Именно этим занимается 75-летняя математик Ганнушкина. Ее комитет «Гражданское содействие» помог более 50 тысяч людей, по преимуществу мигрантам и беженцам, сориентироваться в византийской правовой системе России. Некоторые из ее достижений: продвижение изменений в законы о предоставлении гражданства беженцам и лоббирование права детей-беженцев пользоваться русскими школами. Все это несмотря на то, что ее организация названа российским правительством «иностранным агентом».

Ганнушкина, будучи главой комитета «Гражданское содействие», уже более 25 лет помогает беженцам со всего мира, выполняя те задачи, которые, согласно конвенции ООН, обязано выполнять государство. Преподаватель математики одного из московских вузов начала заниматься помощью беженцам в конце 80-х годов, после того, как побывала в Азербайджане во время конфликта в Нагорном Карабахе. Затем были войны в Абхазии, Южной Осетии, Таджикистане, Чечне. Постепенно организация, которую возглавляла Ганнушкина, превратилась из благотворительной в правозащитную — поскольку подопечным пр

Миллиардер Юрий Мильнер вошел в число мировых лидеров по версии Fortune

Бизнесмен Юрий Мильнер и правозащитница Светлана Ганнушкина попали в топ-50 мировых лидеров по версии американского журнала Fortune. Других россиян в списке журнала нет.

Председатель «Гражданского содействия» (благотворительная организация помощи беженцам) и руководитель сети «Миграция и право» правозащитного центра «Мемориал» Светлана Ганнушкина заняла 29-е место. Журнал отметил ее попытки изменить российские законы, касающиеся приема беженцев, предоставления гражданства мигрантам и возможности их детям посещать школы. Возглавляемый ею комитет помог более 50 тыс. человек.

Взаимодействие с гражданским обществом

Ведущие правозащитники заявили нам 14 января (см. телеграмму), что по-прежнему считают руководство Сурковым американо-российской рабочей группы «Гражданское общество» главным препятствием на пути к серьезному двустороннему обсуждению проблематики гражданского общества, однако воздержались от предположений, кого бы Медведев мог назначить представлять точку зрения Кремля вместо него.

Председатель Московской хельсинкской группы Людмила Алексеева и председатель комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина риторически спросили посольство и американских должностных лиц, не могли бы США убрать Суркова и назначить другого российского представителя.

За ними пойдут миллионы

Единственный плюс прошедшей пиар-кампании заключается в том, что теперь станет трудно говорить, что расистских настроений в России нет. Раньше чиновники МВД ответственно заявляли по поводу очередного погрома, что, мол, подростки всегда дрались — двор на двор, улица на улицу, — так зачем же вы, журналисты и правозащитники, раздуваете из этого политическое дело? Вот сейчас будет трудно так врать.

В остальном же ситуация не изменилась. К Светлане Ганнушкиной из мигрантской организации «Гражданское содействие» постоянно приходят беженцы и вынужденные переселенцы, которые как до 20 апреля жаловались на избиения, так жалуются и сейчас. Но пиар-кампания уже закончилась, и о расистском терроре гораздо меньше пишут.

Константин Полторанин выговорился с должности

«Я считаю, что резкая реакция на слова Константина Полторанина - это правильно,- заявила «Ъ» глава защищающего права мигрантов фонда «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина.- Однако я давно знакома с Константином (Полтораниным.- «Ъ») и никогда не замечала за ним ультраправых взглядов. Возможно, на первый раз было бы достаточно, если бы он отмежевался от своих слов, а руководство ФМС выступило с их осуждением».

Центр «Сова» и комитет «Гражданское содействие» провели совместную пресс-конференцию

Светлана Алексеевна Ганнушкина, председатель Комитета «Гражданское содействие», рассказала о том, что организациям нужно будет объединить усилия: «По проекту предполагается проведение мониторинга и анализа причин, почему происходят нападения на почве ненависти, этим будет заниматься Центр «СОВА», а Комитет «Гражданское содействие» берет на себя помощь жертвам таких нападений.

Конкретная поддержка жертв очень важна. Например, даже в случае, если уголовное дело против националистов, напавших на трудового мигранта, будет возбуждено, то пострадавшему нужно помочь остаться в стране и дождаться справедливого приговора виновным, а значит предоставить адвоката, помочь ему оплатить жилье, заплатить за лечение травм; они должны что-то есть, и как-то содержать свои семьи».

Светлана Ганнушкина о Нобелевской премии: «Я просила больше меня не номинировать»

Председатель комитета «Гражданское содействие» СВЕТЛАНА ГАННУШКИНА в четвертый раз выдвинута в номинанты Нобелевской премии мира. В интервью корреспонденту РБК daily ВАЛЕРИИ ХАМРАЕВОЙ она рассказала, как неправильно ведут себя власти с мигрантами и что она будет делать с премией в случае выигрыша.

Руководитель организации «Гражданское содействие» СВЕТЛАНА ГАННУШКИНА: «Шариат вообще не свойственен чеченцам. Сам по себе Масхадов – светский человек»

С.А. Ганнушкина: К трагическим последствиям, потому что теперь нет человека, с которым можно было бы вести переговоры. Нет человека, который держался умеренных позиций. Я всегда акцентирую, что есть большая разница между сепаратистами и террористами. То, что сейчас их постоянно объединяют – это, конечно, неправильно. Масхадов, безусловно, был сепаратистом, но это не запрещено законом. Многие страны благополучно развалились, и ничего трагического не произошло. Вот Чехословакия распалась на две страны, и при этом никто не называет друг друга сепаратистами.

Руководитель организации «Гражданское содействие» СВЕТЛАНА ГАННУШКИНА: «Все, что они сделали за последнее время, – они создали агрессивную конфессию, каковой Русская Церковь от природы не была»

С.А. Ганнушкина: Что касается их желания заниматься правами человека, пусть занимаются – это такое огромное поле, на котором всем места хватит. Что касается позиции РПЦ МП по этому вопросу, то она заключается в том, что нынешние правозащитники занимаются защитой прав человека неправильно, а в РПЦ МП знают как надо, и собираются на этом поле работать. Это их проблема, которая меня не касается.

Руководитель комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина выступит на встрече с президентом России

Через неделю президент России Дмитрий Медведев будет встречаться с Общественным советом по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека под председательством Эллы Памфиловой. На встрече с Медведевым наряду с другими членами совета выступит и руководитель комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина, которая обрисует главе государства ситуацию с беженцами.

Светлана Ганнушкина: «Судебная система превращается в институт театра абсурда»

Светлана Ганнушкина, председатель Комитета «Гражданское содействие» и член Совета при Президенте РФ по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека, выслушала во вторник прокурора Лахтина.

Комитет «Гражданское содействие» запустил проект по защите прав жителей Чечни и Ингушетии в местах лишения свободы

В презентации проекта участвовали его руководитель, председатель Комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина, координатор проекта в Республике Ингушетия Ахмет Барахоев, координатор проекта в Чеченской Республике Оюб Титиев, координатор проекта в Москве Николай Зборошенко. На презентации присутствовали представители правозащитных организаций и общественных наблюдательных комиссий Чечни и Ингушетии, а также СМИ.

Уроженец Чечни Зубайраев может умереть в тюрьме от пыток

Без освещения в СМИ истории заключенного уроженца Чечни Зубайра Зубайраева он умрет в тюрьме, заявили участники пресс-конференция «Пытки и избиения в российских тюрьмах», прошедшей 20 октября в Независимом пресс-центре в Москве. По словам руководителя комитета «Гражданское содействие» Светланы Ганнушкиной, Зубайраев – далеко не единственный, кто нуждается в помощи.

"Путин должен уйти". Уже несколько лет правозащитник, председатель Комитета "Гражданское содействие" Светлана Ганнушкина выступает одним из самых громких проводников этого политического тезиса, и активным деятелем российской оппозиции.

В моем распоряжении оказался ряд документов, свидетельствующих о том, кто, по мнению Ганнушкиной, должен прийти в Россию вместо действующего президента. Эти документы являются неопровержимым свидетельством: на протяжении многих лет комитет "Гражданское содействие" осуществляет юридическое крышевание преступников из стран Африки и Азии, перебравшихся на территорию России . Хочу представить вашему вниманию лишь несколько из множества историй, в которых организация Ганнушкиной прикрывала иностранных мафиози от российских правоохранительных органов.

1. Знакомьтесь - Нахаз Мартин Девил. Справка данному гражданину выдана Комитетом "Гражданского содействия" с личной подписью Ганнушкиной. Документы, которые Нахаз предоставил вкупе со справкой, вызвали подозрения у органов УФМС, вследствие чего была проведена проверка.

В ходе проверки выяснилось, что Нахаз подделал документы на цветном принтере, а дактилоскопия определила настоящее имя данного гражданина - им оказался уроженец Нигерии Акингбаде Олувадере Мартинис, ранее судимый за незаконное пересечение границы РФ и приговорен к 7 месяцам лишения свободы.

Вот справка, предоставленная органами УФМС, подтверждающая мои слова и детально раскрывающая историю с незаконными действиями по предоставлению убежища т.н. "беженцу" (кликабельно):

А это липовое свидетельство о рождении "Нахаза" и данные отпечатков пальцев, свидетельствующие, что Нахаз - вовсе не тот, кем его представил комитет "Гражданское содействие" органам УФМС:

Справка о судимости, выданная на настоящее имя Акингбаде Олувадере Мартинис и подтверждение "отсидки" по статье 30 ч. 3 и 322 ч. 1 "незаконное пересечение Государственной границы Российской Федерации":

2. А это данные о других "беженцах", которым комитет "Гражданское содействие" оказывал помощь при подлоге документов. Один из них ранее внесен в список "нежелательных лиц для въезда на территорию РФ" , другой осужден по статье 228 ч.1 "Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка без цели сбыта наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов в крупном размере" .
(Документ открывается по клику)

И еще пара граждан, которые в результате проверок оказались нежелательными гостями РФ и предоставляли заведомо ложные сведения о личных данных.

В последнее время мы много дискутируем о том, что некоммерческие организации не должны быть тайными агентами иностранного влияния в российской политике. Говоря об этом вопросе, мы обычно имеем ввиду тайные связи наших псевдо правозащитников с правительствами США и стран Европы. Однако, как выясняется, иностранные агенты тоже делятся на лиги (или касты). Есть среди них высшая, работающая с ЦРУ и МИ-6, а есть низшая, представляющая в России интересы африканской и азиатской мафий. Товарищам из Нигерии и Афганистана, конечно, нет дела до "режима Путина", однако их скромные доллары - тоже деньги, и тоже в "священном деле болотной революции" сгодятся.

P.S.
Мне стало известно, Светлана Ганнушкина крайне обеспокоена моей заинтересованностью касаемо ее "благотворительной" деятельности. Это очень показательно:)

Кстати, вот такие листовки раздают сотрудники "Гражданского содействия" в аэропортах, предлагая всяческую помощь в оформлении документов прибывшим на территорию РФ гражданам из стран Азии и Африки.

«Звоните Ганнушкиной! Идите в «Гражданское содействие »!» - это один из самых распространенных советов мигрантам или беженцам, которые сталкиваются в России с проблемами.

И они звонят и приходят. В приемные часы и дни в помещении Комитета «Гражданское содействие» на Олимпийском проспекте, 22 не протолкнуться - тут ждут своей очереди люди, говорящие на разных языках, с разным цветом кожи, с разным разрезом глаз. Заходят, бывает, и прямо в кабинет к Светлане Алексеевне:

Нам посоветовали к вам прийти! Я готов ждать, сколько нужно! Не забудьте про меня!

Но Ганнушкина никого не забывает. И помощь в «Гражданском содействии» оказывают всем, кому она нужна - правозащитную, юридическую, материальную, гуманитарную. Если это только возможно в нашей сегодняшней ситуации.

«Моя тема - пострадавшие»

На белой стене в кабинете руководителя «Гражданского содействия» - десяток или больше грамот, премий. «Вот предмет гордости», - чуть иронично говорит Светлана Алексеевна, указывая на висящую по центру благодарность - от нынешнего президента России, в серо поблескивающей рамке.

Эта грамота служит громоотводом, если приходят сотрудники ФСБ или полиции. Она охлаждает их пыл.

Уже без иронии Ганнушкина говорит о другой награде - премии Управления верховного комиссара ООН по делам беженцам имени Фритьофа Нансена. Ее в 2004 году получил Правозащитный центр «Мемориал » за работу с беженцами, то есть за программу, которую задумала и которой уже 20 лет руководит Светлана Алексеевна параллельно с работой в «Гражданском содействии».

В 1988 году начал разгораться армяно-азербайджанский конфликт. Погром в Сумгаите был одним из первых кровавых событий на территории Советского Союза. Понятно, что все сочувствие было на стороне армян, но Светлане Алексеевне было важно услышать обе стороны.

— Я хотела лететь в Ереван, чтобы приобщиться к демократическому движению за Нагорный Карабах. Но в последний момент передумала и купила билет в Баку. Там за 6 дней я записала около 30 интервью - никого не пришлось уговаривать, все хотели говорить. Там я впервые увидела беженцев - азербайджанцев из Армении. Это были сельские жители, плохо представляющие, где находится Карабах, до которого им не было никакого дела. Зачем их изгнали из Армении? За что? В чем они провинились?

Когда я вернулась, слушать меня никто не хотел. Выступала на конференциях, а мне кричали: «Вы путаете жертву и палача!» А замерзший у матери на руках двухмесячный ребенок - кто, палач? Или, может, его мать - палач?

Тогда я поняла, что моя тема - пострадавшие в результате конфликта, а не политическая его подоплека. А в 1990 году после погромов в Баку в Москву хлынул поток беженцев из Азербайджана. Собственно, Комитет «Гражданское содействие» и был организован для помощи им.

Мы занялись благотворительной, гуманитарной помощью, думали, что права защищать не надо будет - демократия же наступила! Но потом поняли, что новое государство тоже склонно нарушать права человека. И в 1992 году был учрежден правозащитный центр «Мемориал», а в 1996 году на его основе - сеть «Миграция и Право» для правовой помощи беженцам в разных городах России.

Об уважении, самоуважении и четверке по математике

«Зачем вы берете по блату людей, которые ничего знают и не желают учиться? А потом хотите, чтобы я им тройки просто так ставила!». С таким отношением к делу - «оценка должна быть заслуженной» - Светлана Алексеевна 30 лет проработала в Историко-архивном институте, а потом в РГГУ, образованном на базе института в 1991-м году.

Учился у меня один из цековских сыновей - и ничего не знал, не мог никак сдать экзамен. Декан, помню, звонил мне: «Меня уволят из-за вас! Поставьте ему тройку». Но я подпись свою ставлю под оценкой - тройка означает, что я дала студенту определенные знания. У Фонвизина в «Недоросле» учитель математики Цыфиркин отказывается брать жалованье, говоря, что барчук ничего не перенял от него. Вот и я так же говорила: «Не хочу деньги зря получать. Тройку не поставлю».

Когда встал вопрос об отчислении этого студента, мне, наконец, позвонили его родители: «Что делать? Помогите». Сказала: «Берите репетитора, хорошего, который даст знания, а не деньги за тройку будет брать. Я все, что могла, уже сделала. Просите отсрочку на полгода. Он все сдаст - ничего сверхъестественно сложного в моем предмете нет».

Парень пришел на пересдачу через полгода и вполне прилично ответил на билет и решил задачи. Я начинаю писать в направлении: «хорошо». А он вдруг: «Надо написать «удовлетворительно»! А что Вы пишете?» Не понял, потому что не ожидал такой оценки. Я ему ответила: «Ставлю четверку. Что заслужил, то и получил». Меня бэкграунд, как сейчас говорят, не интересует. Я оцениваю сегодняшние знания. Бедный парень был в шоке.

Через несколько лет встретила его на улице. Он ко мне бросился, говорит: «Вы меня заставили уважать не только вас - вы заставили меня уважать себя». Это стоит того. И хотя, возможно, в жизни ему теория вероятностей и не понадобиться, но математика учит мыслить и расширяет взгляд на устройство мира.

Не называть белое черным

В детстве Светлана Алексеевна часто болела, в школу после почти трехлетнего перерыва пришла только в четвертом классе. Была толстой девочкой - и столкнулась с презрительным отношением со стороны сверстниц. Ей приходилось заставлять себя каждый день приходить в школу. Однако такая «школа» закалила характер.

Нашлась почва, на которой я стояла тверже, чем все остальные, - математика. В шестом классе вернули совместное обучение, и к нам в класс пришли мальчишки. Тогда оставляли на второй год, и были у меня такие одноклассники, у которых уже усы росли. Нелегкие были ребята, выросшие без отцов в бараках. Мне же было всего 13, но я поняла, что могу помочь 16-летнему оболтусу исправить двойки и перейти в следующий класс. Они приходили к нам домой - и мы с моим отцом им помогали, занимались с ними. У меня появились друзья. И я поняла, что я такая, какая есть, - и больше не позволю себя унижать.

Когда я училась в 10 классе, нашу школу соединили с соседней - бывшей мужской. Там был жуткий директор - и год я провела в борьбе с ним и с учительницей английского, которая была парторгом и завучем одновременно.

Наш класс пришел из демократичной школы, а нас все время пытались «ставить на место». Я была назначена старостой, потому что наши учителя понимали, что пришедшим из нашей школы придется отстаивать себя, и для этого нужен кто-то сильный.

Когда завуч начинала отчитывать наш класс, то я смотрела на нее отстраненно и говорила: «Будьте добры, говорите мне «вы». Я - взрослый человек, у меня есть паспорт». Это кажется смешным, но произносилось вежливо и было для нее как удар, на который ответить нечего.

Однажды нашего одноклассника в выездном спортивном лагере несколько раз ударил учитель физкультуры, мы рассказали об этом в школе. Завуч вызвала меня и сказала: «Ты сказала своим родителям, что мальчика избил физкультурник. Но этого же не может быть! Ты это понимаешь?» Я не сразу не поняла, о чем идет речь. Потом дошло: меня просят солгать, и мне угрожают. Но я не могла на это пойти - как же можно называть черное белым? Я видела то, что видела, - и ничего другого говорить не буду. Разумеется, дело замяли. Но это был жизненный урок.

«И вся-то наша жизнь есть борьба», как поется в песне. И не обязательно надо быть героем, чтобы бороться – оказывается, это необходимо просто, чтобы жить и быть собой.

Чтобы не было гадко

В офисе «Гражданского содействия». Фото с сайта hragents.org

У Светланы Алексеевны иногда спрашивают, из-за чего вдруг она занялась правозащитной деятельностью. Она отвечает, как правило, так: «Из-за дурной привычки лезть в чужие дела». А привычка, как она объясняет, смеясь, - наследственная.

Моя бабушка Софья Владимировна Клумова, наполовину немка, была очень активным человеком, всегда вмешивалась везде, где, по ее мнению, что-то шло не так. Она была прикована к постели - но даже в таком состоянии звонила в разные ведомства и добивалась своего. Например, во время войны в нашем доме, где было много стариков, работал лифт - благодаря тому, что бабушка настояла. К ней приходила женщина, которую хотели выслать из Москвы как немку, - бабушка добилась, чтобы ее оставили в покое.

Когда фашисты были под Москвой, бабушка позвонила в Моссовет и сказала: «Мне уже много лет, но я требую: дайте мне пулемет, я буду отстреливаться из окна!». Пулемет ей, конечно, не дали, сказали: «Товарищ Ганнушкина, не волнуйтесь, у нас еще достаточно военных, которые готовы защищать Москву».

У бабушки был брат, врач Евгений Владимирович Клумов. Он окончил медицинский факультет в России, учился в Германии, защитил там докторскую, вернулся и поехал работать в Белоруссию. После революции оставался там же главврачом. Когда пришли немцы, он остался на своем посту - работал вместе с женой. Когда немецкие войска отступали, то хотели, чтобы он ушел вместе с ними - Евгений Владимирович отказался. Ему объяснили, что он погибнет.

Свидетели рассказывали, что тогда он сказал жене: «Галя, мы прожили большую жизнь. Это не худший способ отправиться на тот свет». Они умерли от удушья в газовой камере.

Сразу после войны Клумова объявили врагом народа, но через какое-то время выяснилось, что он был активным участником партизанского подполья. В 1965 году, к 20-летию Победы, Евгению Владимировичу было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.

Бабушка и ее брат жили, сохраняя собственную душу, не отказываясь от представлений о том, что хорошо и что плохо. И я поэтому не люблю слово «справедливость». Очень не люблю. Если тебя толкнули, то толкнуть в ответ, может, и справедливо. Но это плохо. Если же в жизни человека только одна шкала: «полезно - не полезно», то это даже не прагматика - это подлость, гадость.

Быть хорошим - прагматично. Гуманизм прагматичен – полезен во всех отношениях.

Самое главное - не бывает мучительно больно, ну, как у Островского…

- За бесцельно прожитые годы?

Да, и бесцельно, и гадко.

«Во мне восемь разных кровей»

Правозащитной деятельностью Светлана Алексеевна начала заниматься, можно сказать, еще в советское время - выступала против антисемитизма, которого в СССР официально не было, но он процветал негласно.

Это было очень болезненно для меня. Во мне где-то немного меньше 25% еврейской крови, но я воспитывалась в православной среде, где праздновались Пасха, Рождество, масленица: куличи, блины, елка. У бабушки и няни - нательные кресты. С няней я ходила в церковь, в раннем детстве выучила «Отче наш». Но во мне вообще восемь разных кровей - и мне это нравится.

Когда я училась в четвертом классе, мне было 11 лет, случилось дело врачей. Я услышала антисемитские разговоры среди девочек в школе - и это меня потрясло, но мои попытки возражать вызвали только новый прилив агрессии.

На мехмате в мои годы (то есть в 60-е) всегда училось много евреев, антисемитизм был, но, я бы сказала, вялотекущий. А мой выпуск вообще пронесло. Но с 70-х началось настоящее безумие: отдельные аудитории для абитуриентов разного происхождения, специально выдуманные задачи-«гробы» и т.п. Я воспринимала проблему антисемитизма, как и должно, на самом деле: это не проблема евреев - это проблема антисемитов. И народа, в котором антисемиты занимают достаточно большой процент. А поскольку я сама не подвергалась дискриминации, так как моя четвертинка не была видна, мне было мучительно стыдно.

Светлана Алексеевна писала письма против проявлений антисемитизма, отправляла в газеты, но их не печатали, присылали ответы: «Товарищ Ганнушкина, газета в дальнейшем учтет ваше мнение в своей редакционной политике». А в год тысячелетия Крещения Руси, в 1988-м, начались разговоры о готовящихся еврейских погромах: в почтовые ящики подкидывали письма с угрозами, на станциях под Москвой развешивались листовки с призывами к погромам. Ганнушкина собрала эти подметные письма и написала письмо в ЦК КППС. Оттуда ее отправили в Московский Комитет партии.

В Горкоме партии мне сказали, что погромов никаких быть не может, потому что антисемитизма у нас нет. Но как же нет, если на моем родном мехмате он процветает? Инструктор Горкома неожиданно заинтересовался этой проблемой. Спросил, есть ли у меня данные, подтверждающие это. Я назвала двух коллег, которые многие годы собирали такие данные. Состоялось большое заседание, после которого организаторы дискриминации не участвовали в экзаменах. В 1988 году на моем родном факультете впервые за долгое время был нормальный конкурс.

О готовящихся погромах мне пришлось еще поговорить в КГБ, куда меня вызвали и обвинили в распространении слухов; в МВД, где мне сказали, что знают об этом и не допустят никаких эксцессов; и даже в приемной Патриарха, куда я пришла с прихожанкой храма, где подстрекательские речи произносил священник. МВД выполнило свои обещания. По случайности, в детском парке, где я гуляла в день праздника со своим годовалым внуком, я услышала разговор двух молодцев в черных рубашках, которые говорили о недопущенных милицией в Москву автобусах с их товарищами, готовыми разделаться кое с кем.

«Что там еще в вашей Конституции?!»

Говорим о том, как замечательно написана Конституция России - это прекрасный текст о свободе. «Она у меня всегда с собой, я без Конституции никуда не выхожу», - Ганнушкина вынимает из сумки потрепанный экземпляр главного закона страны. Видно, что им часто пользуются.

Это полезно. К Конституции можно и нужно апеллировать, когда нарушаются права - ваши или другого человека. Правда, я часто сталкиваюсь с тем, что текст Конституции мало кто знает - для многих представителей власти ссылка на ту или иную статью - целое открытие. «Что там еще в вашей Конституции?!» - услышала однажды от высокого лица из правительства.

- А как вы находите общий язык с представителями власти?

Со всеми представителями власти нужно говорить спокойно, вежливо, с достоинством. Но и уважительно. Например, полицейским не очень часто выказывают уважение - и они ценят эти редкие моменты. Нужно твердо дать понять, что он поступает не по закону. Для этого достаточно спросить, какой закон страж порядка применяет в данный момент - как правило, никто из них не знает ответа на этот вопрос.

Когда он поймет, что вы знаете больше, чем он, можно предложить: «Давайте поговорим как люди. Ведь нам с вами жалко его (задержанного)». Берите полицейского в союзники, покажите, что относитесь к нему как к человеку. В большинстве случаев он пойдет навстречу.

С более высокими чинами - все индивидуально. Но, к сожалению, у большинства из них нет убежденности в том, что они могут что-то решить. Они не хотят брать на себя ответственность. Может, и поступят хорошо - но только тогда, когда сверху кто-то прикажет. Поэтому разговоры часто очень тяжелые.

Интересен человек

Светлана Ганнушкина. Фото: Павел Смертин

Несправедливо быстро заканчивается время разговора со Светланой Алексеевной. Но я помню - мы встретились не для справедливости. К тому же, в приемной ее ждут другие - беженцы, мигранты, еще один журналист. Много людей, которым нужна помощь.

Если бы вам представилась возможность встретиться и поговорить с кем-то, с кем бы вы встретились, о чем спросили?

Наверно я бы поговорила со своим дедом, психиатром Петром Борисовичем Ганнушкиным. Я его никогда не видела, мы с ним на 10 лет разошлись во времени. Бабушка моя все время о нем рассказывала. А я бы послушала о том, как устроена психика людей, почему мы ведем себя так, а не иначе, чем обуславливается наш выбор.

Мне очень интересен человек.

Пленные немцы на улицах, военная морковка, бабушка, как учитель правозащиты, физики и лирики, Сумгаит и ГКЧП, сотрудничество или сопротивление и другие темы в интервью Светланы Ганнушкиной «Эху Москвы»

С.Крючков ― Это «Разбор полета». Проведут передачу Станислав Крючков и Андрей Ежов. И нашей гостьей сегодня будет Светлана Ганнушкина, председатель Комитета «Гражданское содействие», правозащитник. Светлана Алексеевна, здравствуйте!

С.Ганнушкина ― Здравствуйте! Только я еще и руководитель Сети «Миграция и право» Правозащитного центра «Мемориал».

А.Ежов ―Светлана Алексеевна, вопрос, который мы по традиции задаем всем без исключения гостям нашей программы: каким было самое непростое, самое сложное решение в вашей жизни, которое долго обдумывали, о котором, может быть, в итоге пожалели? Понятно, что сложно так с ходу ответить, но все-таки давайте попробуем.

С.Ганнушкина ― Во-первых, не с ходу, потому что я, конечно, познакомилась с форматом вашей передачи и думала на эту тему.

Вы знаете, честно сказать, ничего особо не придумала. Я подумала, что самое трудное, что мне было сделать в жизни, - это снова пойти в школу после трехлетней болезни, когда мне было 10 лет. Вот после 7 лет я сразу заболела, 3 года лежала с сердечной болезнью, и вот потом девочкой 80-килограмовой, 10-летней больной пришла в школу, причем пришла в школу женскую. И довольно жестокий народ в этом возрасте девочки, должна вам сказать.

Очень хорошо помню то время, помню, как мне было трудно выйти перед классом и что-то говорить. Помню, как я стояла перед доской и меня просили показать Волгу. Я повторяла про себя: Реку надо показывать от устья к истокам. И видела эту жирную линию и поднять руку не могла.

И вот, наверное, тогда каждый раз утром пойти в школу - это было самое трудное решение. Мне кажется, что после преодоления этого у меня не было таких моментов, когда мне приходилось принимать какие-то очень тяжелые решения, а просто надо было слушать себя.

А.Ежов ― А если хронологически забежать чуть вперед, до школы, каким было ваше самое раннее детство. Это Москва, я так понимаю…

С.Ганнушкина ― Это Москва, это война.

А.Ежов ― Какие-то воспоминания военные, я думаю, вряд ли…

С.Ганнушкина ― Вы знаете, у меня есть некоторые воспоминания о военном времени. Я даже помню пленных немцев. Я была совсем маленькой. Это было первое время, когда можно было уже выйти на улицу, и это было не страшно. И штакетник, который сейчас мне, видимо, доходил бы до колен, мне под грудь заканчивался где-то. И вдруг все увидели, что по нашему Хлебному переулку, который здесь недалеко, идут немцы, гонят немцев, пленных немцев уже.

Это, наверное, был 45-й год, мне было года три. И вот я помню очень хорошо это ощущение: идут серые люди в серых бушлатах, худые, с поникшими головам, с заостренными носами. И я понимаю уже тогда, что эти люди сделали что-то очень плохое, а, с другой стороны, стороны, у меня разрывается детское сердце от этого желания их жалеть. И вот в это время, вот как сейчас, в ушах слышу голос своей няни: «Бедные они бедные». И большое облегчение, оттого, что значит, жалеть можно.

С.Крючков ― То есть это было общей атмосферой всех людей, которые наблюдали это?

С.Ганнушкина ― Не знаю, было ли этой общей, мне трудно судить, потому что я была еще очень маленькой. Мне, может быть, не было еще трех лет. Но, во всяком случае, это был такой посыл от няни. В этом было и осуждение и в тоже время это уже не враги, это уже побежденные враги, и это люди, которым можно сочувствовать. Я думаю, что это был момент, может быть, какой-то особой прививки нравственной, что можно сочувствовать, можно, несмотря ни на что.

С.Крючков ― А какие-то бытовые аспекты того времени помните? Насколько было тяжело, или, в принципе ребенком… ну, это не дети, наверное, вспоминают, взрослые, наверное, как-то обостренней чувствовали на тот момент - вот есть у вас какое-то мнение сложившееся о том времени, о том моменте?

С.Ганнушкина ― Помню фрукт, который мне доставался. Это была морковка. Одна морковка в день. Это было очень ценно. Помню нашу огромную квартиру профессорскую, потому что мой дед был профессор. Оставалась эта квартира, где были холодные комнаты, а что-то топилось буржуйкой.

Помню, как я ходила в кухню, где при кухне жило несколько человек, в том числе, одна женщина, просто приведенная с улицы кем-то из тех, кто жил у нас, может быть, няней, может быть, кем-то еще. И я приходила туда, в кухню и рассказывала им сказки про брата Ваньку в деревне. Детей не было вообще, кроме Жорика с первого этажа, потому что никуда нельзя было выходить. И была еще у меня девочка Нина в зеркале - вот это я тоже помню.

И странное такое воспоминание: я помнила одну женщину, которую привели с улицы буквально. Она осталась в Москве, когда уже нельзя было выехать. Ее, сидящую на бульваре, одинокую, привел кто-то из тех, кто жил при кухне. Потому что у нас там было несколько человек, которые как-то жили семьей, когда-то работали… А потому уже… вот няня моя, она работала «у художников», как она говорила, гардеробщицей.

И вот эту женщину, приведенную тогда, я встретила года четыре-пять назад на кладбище, когда пришла… Так совпало, что Пасах совпала с днем смерти моего отца. И много раз, когда я приходило - обычно это было после Пасхи (день смерти отца 1 мая), - я всегда там находила яичко расколотое и кусочки кулича, и мы не знали, кто это.

И вот я пришла - и там сидит женщина. Я спрашиваю: «Кто вы?» Она говорит: «Я Дуся, а вы кто?» Я говорю: «А я Светлана, внучка и дочка покоящихся здесь людей». И она называем меня детским именем: «Светик!» я говорю: «Ну да, когда-то Светик. А вы кто?» - «Я Дуся. Я бабушку забыть не могу. Как же - она меня во время войны спасла». Это было как фантом какой-то…

А.Ежов ― Удивительная история. Это случайная встреча была?

С.Ганнушкина ― Абсолютно случайная. Просто совпали дни. Она ходила каждый год. И это было, знаете, немножко похоже на привидение, потому что больше она не появлялась. Я спросила: «А часто ли вы выходите?» Она сказала: «Вот на выборы ходила». А тогда было много кандидатов. Я спрашиваю: «За кого вы голосовали?» Она мне говорит: «Как за кого голосовала? Я эту бумажку, которую мне дали, сложила и в урну положила». Выполнила свой гражданский долг и ушла. Вот, значит, такой советский человек. Это был очень символично, потому что у нас больше на Новодевичьем кладбище не появлялись эти яички и куличи.

А.Ежов ― Послевоенная Москва. Мы, собственно, подходим к этому моменту начала вашей школьной жизни. Помните, какая атмосфера была в то время? Все-таки время абсолютно непростое. Или вы опять же в таком юном возрасте не отдавали отчета в происходящем или было какое-то понимание?

С.Ганнушкина ― Не отдавала. И когда я пошла в школу в первый класс, я говорю, что я заболела и встала уже, когда мне было 10, даже больше - 10 с половиной лет и прекратились эти приступы ревмокардита. Мне гланды удалили - и ревмокардит на этом пошел на спад. И в общем, я сейчас человек здоровый. И помню эту необыкновенную трудность общения с детским коллективом. И помню, как я из этого выходила. Конечно, общественная жизнь меня мало интересовала.

Потом няня ушла. У нее появился свой дом, своя комната, и она перестала жить в нашем доме. И у нас сразу после войны появилась домработница Лида. Эта Лида была из тех девушек, которых гнали немцы перед собой в сражении. И она рассказывала: чтобы не подвергнуться насилию они мазали коровьим навозом лица, а потом, когда наступали наши, они бежали им навстречу и кричали: «Стреляйте!» Конечно, это воспоминание, которое, видимо, более позднего времени, когда это рассказывала, тоже осталось в памяти.

И то, что закончилась война, и что все теперь будут прекрасно жить, что наступит буквально счастье для всех людей - это, конечно, очень ощущалось. И я помню день, когда карточки отменили, когда вдруг оказалось, что можно взять не одну конфету, а несколько конфет, что можно было купить что-то в магазинах. Это я уже очень хорошо помню это время.

А потом, я говорю, школа, и эта трудная школьная жизнь в определенном времени. Ну, а дальше - университет и так далее.

А.Ежов ― Я напомню, Светлана Ганнушкина в гостях программы «Разбор полета». Присоединяйтесь к нашему разговору. 7 985 970 45 45.

С.Крючков ― Один из мартовских дней 53-го накануне вашего дня рождения как-то запечатлелся в памяти?

С.Ганнушкина ― Конечно. Это было не накануне моего дня рождения. 5 марта не объявили о смерти Сталина. Объявили 6-го, ровно в день моего рождения. И мне как раз исполнялось 11 лет. И я уже начала ходить в школу. И первые дни незадолго до смерти Сталина - 4-го, 5-го числа - все плакали. Я как-то почему-то не плакала, видимо, потому что дома никто не плакал. И я даже сказала своей однокласснице, что надо быть мужественными.

Когда 6 числа я пришла, мне сказали: «Ну что, сегодня ты тоже мужественная?» И учительница стояла к нам спиной. Знаете, тогда была такая очень короткая стрижка в моде. И я видела, как ее затылок багрового цвета. Она плакала тихо, отвернувшись от класса. Но после школы я пришла домой и сказала своей маме: «Мама, мой день рождения навсегда испорчен». На что мама мне сказала: «Иди мыть руки и зови Жорка. Будете пить чай с пирожными». И всё забылось немедленно. Мы играли с ним в игры настольные, которые мне подарили в этот день, и как-то меня совершенно это не волновало. В доме не было атмосферы ни страха, ни трагедии.

Вообще, мой дед (со стороны матери) по Баку был очень хорошо знаком со Сталиным, и хорошего отношения у него не было. И он высказывался по этому поводу и до и после, и это как-то краем уха слышала. Поэтому… И у меня не было пионерского детства, как уже поняли, потому что то время я благополучно провела дома.

Тем не менее, все-таки я снова слегла и в день похорон Сталина я заставила надеть на себя пионерский галстук, поскольку только что, воспользовались моментом, приняли меня в пионеры, пока я здорова. И вот я заставила надеть на себя пионерский галстук. Мама моя ужасно волновалась, потому что ее брат младший и младший племянник моего отца отправились все-таки на эти похороны, потом по крышам возвращались. В общем, все, как всех.

С.Крючков ― Выбор в пользу мехмата после школы, чем был обусловлен?

С.Ганнушкина ― Вы знаете, математика в какой-то мере меня сделала полноценным человеком. Это произошло так. Как вы понимаете, когда идешь в школу в 11 лет, когда все привыкли писать, делать что-то рукой, а ты лежал, читать-то читал, и может быть, ты соображаешь неплохо, но при этом абсолютно не умеешь водить рукой по бумаге. И потом это детский коллектив, который на меня тяжело очень действовал - это, конечно, всё очень сложно.

И в классе я помню момент, когда наша звеньевая во время какого собрания сказала: «Как наша звено может бороться за первое место, когда у нас - не буду называть фамилию другой девочки - и Ганнушкина?» А та девочка потом пошла в спецшколу для умственно неполноценных, так что можете понять, как все было весело.

А.Ежов ― Отношение.

С.Ганнушкина ― И потом, уже в 6-м классе нас объединили с мальчиками. И вот тут выяснилось, что эта самая Ганнушкина, которую, может быть, тоже нужно было отправить, которая не может писать без ошибок - я до сих пор пишу с ошибками, я пропускаю буквы, это не неграмотность, а что-то такое, моторное - может решать задачи, которые не могут решать другие.

А кроме того, когда нас объединили с мальчишками, то, конечно, понятно, что женской школе отдали не самых лучших. Но были разные. Вообще, ́это была такая беспризорщина арбатская, бараки арбатские… Это описано в «Детях Арбата» - что такое был тогда Арбат, вот этот Хлебный переулок. И у них отцы у многих погибли. Мамы были вынуждены очень тяжело работать, многие пили при этом. И они уже просидели несколько лет в одном классе. Сейчас ведь не оставляют на второй год, как я понимаю. Тогда оставляли очень активно. И нам было 13 лет, а этим мальчикам было по 15, уже почти взрослые мужчины.

И нужно было с ними заниматься математикой. И вот они приходили ко мне домой, и я с ними математикой занималась, и это мой рейтинг сейчас же, значит, повысило. Я поняла, что есть что-то, за что меня можно уважать. И когда ты чувствуешь это в себе, то окружающие тоже это понимают. Ну, и окружающие тоже почувствовали. Ну, а к 7-му классу я уже была почти отличницей. То есть это было преодолено и очень во многом за счет математики. Поэтому у меня не было вопроса, куда идти. Я хотела заниматься математикой.

И еще одна вещь. Вообще, на самом деле, я выросла на задачках Перельмана, еще болея… Такая есть книжка Перельмана, не того, который отказался от премии, а, возможно, его однофамильца или предка. Замечательная совершенно книжка, которая называется «Занимательная арифметика», даже не математика, ни алгебра, а арифметика. Там очень хитрые задачки. Их приятно решать.

Математикой заниматься - это огромное удовольствие. Математика - это логика. И каждый раз, когда вы решаете задачу - это творчество, каждый раз это открытие. То есть, вообще это замечательно. Поэтому вопроса не было.

А.Ежов ― А что касается сложных отношений со сверстниками, эта проблема была обусловлена тем, что вы долгое время провели наедине с собой дома и просто поздно…

С.Ганнушкина ― Да, я просто не умела с ними общаться. Я не прошла определенного периода, когда возникают отношения со сверстниками.

А.Ежов ― В итоге все наладилось как-то само собой или усилий стоило каких-то?

С.Ганнушкина ― Постепенно наладилось. Ну, конечно, стоило усилий, но наладилось, в конце концов. Появились подруги, появились друзья. А уже когда я оказалась на мехмате, то там оказалось очень много странных людей помимо меня.

С.Крючков ― Странных, в каком смысле?

С.Ганнушкина ― Ну, разные. Математики же народ очень разный - психологически очень разные. И там быть белой вороной - это как раз нормальное состояние.

С.Крючков ― Это 60-е годы, знаменитый спор физиков и лириков.

С.Ганнушкина ―64-й год - это уже окончание.

С.Крючков ― Лирической-то нотки не лишены отнюдь оказались.

С.Ганнушкина ― Ну, конечно, нет. Ну что вы! Вы знаете, у нас два поэта: Борис Кушнер и Воловик Саша. У нас два поэта таких, настоящих…

С.Крючков ― На курсе учились?

С.Ганнушкина ― С нашего курса только. И кроме того Кушнер, он так играл на фортепьяно, причем самоучкой… Потому что тоже ведь, понимаете, ситуация: одна комната в квартире, и учить ребенка трудно. Но, тем не менее, когда появилось пианино в доме, он стал играть. Они играл импровизации, соревнуясь, на самом деле, с весьма и весьма профессиональными музыкантами. Так что у нас много музыкантов среди математиков.

Е.Канакова ― А вам самой служенье музам как-то не претило никогда?

С.Ганнушкина ― Почему, претило? Вообще-то, замечательно. Но я не одарена такими способностям. Я стихов не пишу и на музыкальных инструментах не играю. Но люблю, конечно, живопись и музыку. И очень люблю поэзию.

С.Крючков ― Решение остаться после университета в преподавании, в педагогике, оно естественным образом проистекало?

С.Ганнушкина ― Естественным образом, потому что, я уже говорила, я где-то с 13 лет занималась с отстающими, причем с группами. Бывало так, что меня с целым классом оставляла учительница. И это было тоже для меня всегда большое удовольствие.

Во-первых, ты всегда среди молодежи. Молодежь принято ругать, но в Историко-архивном институте, который, давайте прямо скажем, был довольно-таки блатным, и там разное было. Потом, он еще идеологический, а я, естественно, из этого выпадала, но поддерживали меня всегда студенты. При этом я им ставила двойки достаточно нещадно. Но все-таки, был отклик на это желание научить людей мыслить. Потому что математика, чего там говорить… Ломоносов сказал: «Математику уже потому учить нужно, что она ум в порядок приводит». Поэтому, даже если люди потом не будут когда-то для себя брать интегралы, все-таки это строит определенным образом их мышление, и это очень важно.

А.Ежов ― Просто еще историко-архивный. Мне кажется, математика - это не совсем профильная дисциплина.

С.Ганнушкина ― Это непрофильная. Очень долго там экзамена не было. Первый экзамен по математике на факультет научно-технической информации, собственно, вводила я. Я была первым председателем комиссии, готовила задачки для этого.

А.Ежов ― А там какая-то упрощенная программа, я так понимаю?

С.Ганнушкина ― Что значит, упрощенная? Для каждого вуза своя программа.

А.Ежов ― У социологов, я знаю, сейчас, во всяком случае, там все-таки не то чтобы очень…

С.Ганнушкина ― Понимаете, людей учат разному. Математика есть разная. Во-первых, та математика, которую я любила и которой я занималась, она сродни искусству. Это не прикладная математика. Это математика для красоты. Вообще, в математике много того, что делается для красоты, а вдруг потом оказывается, что это моделирует какие-то реально существующие процессы, такое бывает. Но сами математики занимаются ́этим просто для того, что это красиво. Так же, как люди занимаются музыкой, поэзией и так далее. И гуманитариев нужно научить ́этой красоте и логике, и это очень важно. А технарям надо дать то, что они потом смогут прикладывать. Просто это разная математика. И в этом смысле я не могу сказать, что она какая-то примитивная. Но есть методы определенные в гуманитарных науках математические, в частности, статистика, конечно, и моделирование. И, в общем, на самом деле, гуманитарию следует знать математику.

Я помню, на экзамене по философии от меня добивался философ, когда я говорила, что вот математика в какой-то момент приходит в каждую науку… Но у него был шаблон и он хотел, чтобы я сказала ему такую фразу, что применение математики характеризует уровень развития науки. Вот он понимал это только так, и сказанное другими словами понимать не хотел. Это философ как раз.

А.Ежов ― Наверняка же были студенты, которые ну, ни в какую. Вот я ставлю себя, условно, на место…

С.Ганнушкина ― Ну да, есть люди… Во-первых, надо преодолеть сопротивление. Вообще, преподаватель, как, кстати, и врач, должен быть немножко агрессивен. Но это такая, позитивная агрессия, это ваше желание вылечить или ваше желание научить. И вы должны с этим идти к студенту. Если вы просто… ну вот бери, что берешь - предлагаете; не берешь и не надо, - то едва ли чего-нибудь его научите. Нужно заставить его. Это вызов отчасти.

Но есть люди, которые очень сопротивляются. А есть люди, которые потом говорят… У меня, кстати, недавно на Фейсбук пришло такое признание: «Вы знаете, спасибо вам. Я теперь бухгалтер высокого уровня. И, собственно, развитие логического мышления - это вы мне дали». Мне было очень приятно.

Вообще, знаете, самая приятная премия, которую я получила? Я это на какой-то чат я вышла, чего-то там я искала, не помню что, и вдруг вижу там такой вопрос… Там, собственно, о сыне моем: «Кто такой Петя Ганнушкин?» Дальше начинаются рассуждения разные. Кто-то вспоминает Петра Борисовича Ганнушкина, моего деда, кто-то моего сына в разных его ипостасях, а дальше такая фраза: «Была у нас математичка Светлана Алексеевна Ганнушкина. Учила нас терверу (теории вероятности) и математической статистике. И вообще, суперская тетка». Я не знаю, кто это написал. Вот это отклик гуманитария: «Суперская тетка». Мне было очень принято прочесть.

С.Крючков ― Человек, учивший людей мыслить, тем более, в таком, как вы выразились, блатном и далеко не последнем институте, историко-архивном институте, наверняка не оставался без шефства и опеки со стороны конторы глубокого бурения. Вы как-то это испытывали?

С.Ганнушкина ― Вы знаете, я думаю, что интерес ко мне со стороны этой «конторы», как вы говорите, он, конечно, не из-за лекций по математике происходил, а он происходил потому, что кроме математики у меня еще были встречи со студентами, и он обычно касались поэзии. Однажды мне такую обидную открытку на 8 марта подарили студенты: «Мы вас поздравляем и желаем, чтобы вы преподавали у нас поэзию, а не математику».

И, конечно, когда мы говорили о поэзии, я говорил о судьбах поэтов. И вы понимаете, что когда рассказываете о судьбе Мандельштама, Ахматовой, Цветаевой, Маяковского, Андрея Белого, Пастернака… Я с ними иногда проводила беседы по четыре, четыре с лишним часа…

С.Крючков ― Это был семинар в свободное от учебы время.

С.Ганнушкина ― Да. Они приходили это слушать, и они приходили очень активно. И понятно, что это разговор о жизни, и это разговор о стране, и он не может не быть идеологическим.

А.Ежов ― Не избежать, конечно.

С.Ганнушкина ― Ну, и вообще, в свободной беседе, в перерывах мы тоже говорили на эту тему. Я им приносила книжки. И вдруг, значит, у меня на спецкурс - а вы понимаете, что на спецкурс по математике в таком институте приходят только люди все-таки очень заинтересованные - вдруг приходит студент, который еле-еле на тройку тянет. Чего бы ему ко мне на спецкурс ходить? Ну, потому что я после спецкурса еще о чем-то говорю. Он мне доску объявлений сделал зато очень хорошую.

А.Ежов ― Мастеровитый.

С.Ганнушкина ― Да-да-да. И так было трижды. Ко мне подходит кто-то из студентов и говорит: «Светлана Алексеевна, будьте осторожны с таким-то, потому что он выполняет при вас определенную функцию». «Хорошо, - говорю, - спасибо. Я, вообще-то, догадываюсь». И знаете, что происходило все три раза? После этого человек из моего окружения исчезал. Вот откуда он узнавал, что я этот сигнал получила, я не знаю, но все три раза, когда мне это сообщалось - может быть, таких было и больше, я не знаю; я все-таки 30 лет преподавала - но такой сигнал получала от своих же собственных студентов трижды, и все три раза после этого наблюдатель из моего окружения исчезал. Так что хорошо работали ребята.

А.Ежов ― Неплохо.

С.Ганнушкина ― Лучше, чем сейчас, мне кажется.

С.Крючков ― Многие спрашивают о том, как вы пришли в правозащитную деятельность. И, безусловно, мы сами не могли не задать этого вопроса.

С.Ганнушкина ― Понятно, да. Это обычный вопрос. На самом деле, можно сказать, что я и моя семья никогда и не уходили из правозащитной сферы. Моя бабушка очень многим… Я вам рассказывала, что с улицы привели женщину, поселили у себя. Всю войну она прожила в нашем доме. Бабушка вообще всем вокруг помогала всегда. И, собственно, она с дедом моим познакомилась таким образом. Она организовала первую, можно сказать, больницу психиатрическую, которая не была палатой № 6, и пригласила его консультантом. Вот я - результат правозащитной деятельность своей бабушки. И отец тоже. И, конечно, у меня много было всяких историй, когда мне приходилось выручать своих студентов.

У нас был такой случай, когда у нас взяли человека на работу в историко-архивный институт. Потом поняли, что у нас «перебор по евреям».

А.Ежов ― То есть квота была какая-то?

С.Ганнушкина ― Да, была квота. И сказали, что надо увольнять. А как увольнять? Пытались доказать, что человек профессионально непригоден. Представляете? Это значит, волчий билет навсегда. Но, в общем, удалось его защитить. Он потом, через какое-то время ушел по собственному желанию, но так его выставить не получилось у них. Хотя, на самом деле, было удивительно, потому что проректор пришел на это заседание кафедры, где это обсуждалось и заведующий кафедрой, в общем, многие людей были именно заточены на то, чтобы это сделать - а не вышло.

То есть, на самом деле, если это есть в крови, то оно есть и всё. А что касается того, что в последние советские годы можно было объединиться уже не в общество защиты памятников или не ДОСААФ, а в настоящую неправительственную организации учредит - вот, собственно, собственно, с этого все и началось, когда уже можно сказать, что это была уже организованная правозащитная деятельность.

Это был сначала Комитет «Гражданское содействие», который появился… Даже сначала не «Гражданское содействие», сначала секция национально-политических отношений при социологической ассоциации, которую учредили Игорь Крупник - сейчас профессор в США, и Галина Старовойтова, которой, к сожалению, среди нас уже нет. И туда пригласили учредителем меня. Меня пригласил Крупник. А я совершенно не понимала, почему. Сказала, что я, вообще-то, математик и я не знаю, что я там буду делать. Он сказал: «Я знаю».

Это произошло после того, как было первое обсуждение проблемы антисемитизма. Это было 9 марта 88 года, вскоре после погрома с Сумгаите. Но обсуждалась именно эта тема. Я уже не буду объяснять, как получилось так, что я там оказалась и почему я там оказалась. Потому что я много писем писала по этому поводу, в вообще, у меня всегда была болевая точка - антисемитизм.

А.Ежов ― А вообще, советская действительность тех лет, насколько она вас тяготила и к концу 80-х понимали ли вы уже, к чему идет?

С.Ганнушкина ― Да, я понимала, что идет к развалу Советского Союза. Я помню, я даже это сказала дома. Мне на это сын тогда, такой уже взрослый школьник, сказал: «Любишь ты громкие слова пафосные произносить». Но Советского Союза не стала через три года.

Так что, на самом деле, это, конечно, очень ощущалось - и эта давящая атмосфера и то, что всё разваливается: разваливается экономика, разваливается всё вокруг, что дальше нельзя так управлять страной. Это было понятно. Но вот, что так всё кончится конкретно, я этого, конечно, предсказать не могла.

Но как только началась эта так называемая демократизация - такой, если помните, был анекдот: чем отличается демократия от демократизации? Тем же чем канал от канализации - и, конечно, по этой канализации, кроме положительных вещей, пошли и неожиданные для Горбачева и его окружения, очень мерзкие вещи. Потому что то, что было под гнетом, стало освобождаться, полезло наружу, и начались вот эти межэтнические столкновения.

И первое, о чем на этой секции стали говорить, это армяно-азербайджанский конфликт, Азербайджан и так далее. Вы знаете, что Старовойтова держала армянскую сторону. И всем было совершенно очевидно и мне тоже, что есть страдающая сторона и жертва - это армяне, и это такое прогрессивное демократическое движение за передачу Карабаха Армении, и есть консерваторы азербайджанцы, и они палачи. И тут однозначное разделение. Ведь нам же всегда хочется во всяком явлении видеть черно-белую сторону, четко понимать границы.

И вот в январе 89-го года я несколько раз говорила, что давайте все-таки как-то поговорим и послушаем, что азербайджанская интеллигенция думает по этому поводу, давайте с ними поговорим. Но это большого интереса не вызывало. И в январе 89-го года я решила поехать в Ереван, приобщиться к демократическому движению между двумя экзаменами в сессию, и купила билет в Баку.

Если говорить о какой-то для меня очень важной истории, так это история того, как я поехала в Баку и там впервые увидела беженцев - и всё стало на свои места для меня сразу. Я увидела беженцев. Это были азербайджанцы, крестьяне, изгнанные из Армении. Они шли через перевал незадолго до этого, в декабре. У женщины замерз двухмесячный ребенок, и она как безумная металась с этим трупиком, и это было страшное зрелище. Они в основном по-русски говорили плохо. Там был только директор школы, который был одновременно парторг из какой-то деревни. Вот он, значит, выступал и он сказал: «Пришли армянские товарищи бородатые с автоматами и велели нам уходить». Еще советское время - они еще были товарищи, которые пришли.

И я увидела эти жертвы с этой стороны, и я поняла, что для меня любой конфликт делится не, этнически на ту или другу сторону, а ровно перпендикулярно: есть страдающие люди, и они, в общем, все похожи друг на друга. Но, конечно, можно взвешивать, где больше жертв, где меньше жертв, где был большая жестокость, где была меньшая жестокость, и это важно, это нужно, но нужно понимать, что жертвы есть с обеих сторон всегда в конфликтах.

Я об этом говорила. Мне кричали на всяких собраниях, так сказать, московских: «Вы путаете жертву и палача. Вас купили азербайджанцы! Кто муж у Светланы Алексеевны? Он азербайджанец?»

С.Крючков ― Это всегда интересует аудиторию.

С.Ганнушкина ― Нет, не азербайджанец. Еврей у меня муж. И никто меня не покупал, конечно. А уже в январе 90-го года были погромы и огромный поток беженцев армян и смешанных семей, но в основном, конечно, армян из Баку, из-под ножей в жутком состоянии совершенно. Оказались в Москве те, кого вывезли в Москву.

И вот тут произошло очень странное для меня событие, которое состоялось в том, что наши обращения к власти ни к чему не приводили, потому что власть была уверена, что всё как-то само собой разрешится, они все вернутся на места. Тут я часто вспоминаю слова Ленина о том, что кухарка - ну, правда, он немножко по-другому сказал - должна управлять государством. Вот я была чистая кухарка в отношении управления государством. Но мне было понятно, что быстро это не решится, что это конфликт на долгие годы и что нужно что-то делать.

Но ничего не делалось. Только Совмин издал постановление, в котором было сказано, что все беженцы должны быть убраны из московского региона и ленинградского региона, а куда убраны, никто не сказал. Москва должна быть освобождена - Москва, Московская область, Ленинград, Ленинградская область должны быть освобождены от беженцев. Это было совершенно, я не знаю, почти фашистское постановление. Это как Варшава Judenfrei - свободная от беженцев, свободная от евреев.

И тут объединилось несколько человек, которые устали обращаться к государству и образовали Комитет «Гражданское содействие». Так произошел Комитет, так я познакомилась с Лидией Графовой, замечательным журналистом и с покойной уже Викой Чаликовой, с Игруновым, Вячеслав Игрунов, он, по-моему, был среди нас единственный мужчина, остальные были женщины; с Идой Беставошвили, переводчиком. Вот мы образовали этот комитет гражданское содействие, который существует по сей день.

С.Крючков ― То есть это была частная инициатива неравнодушных людей

С.Ганнушкина ― Это была абсолютно частная инициатива неравнодушных людей, которые поняли, что надо что-то делать самим и можно что-то делать самим.

С.Крючков ― А откуда была такая уверенность, что несколько людей могут, действительно, оказать помощь?..

С.Ганнушкина ― Мы не знали, что мы можем. Мы совершенно как слепые кутята… Мы раздавали какую-то гуманитарную помощь, которую получали тогда. Вот первые мои контакты - это были «Врачи без границ» бельгийские, которые нам молоко дали. Мы раздавали беженцам молоко.

И мы как-то связывались с депутатами, с ними разговаривали. И я вам должна сказать, что наше влияние оказалось достаточным для того, чтобы тогда гораздо более демократический, чем федеральные власти Моссовет отказался выселять беженцев и предоставил им гостиницы и общежития в Москве и Подмосковье.

Но надо сказать, что эта проблема не решена до сих пор. Ко мне еще приходят люди… Я не знаю, может быть, вы читали, это почему-то прошло все издания. Наша Иванян Жанна Петровна, которой 91 год, которую сейчас из гостиницы «Останкино» не то чтобы выселяют, но заставляют платить и, в общем-то, пытаются, конечно, так… немножко вытолкать. А там осталось три человека всего. Она, еще одна женщина и один мужчина.

А.Ежов ― А каких-то опасений не было? Все-таки вы так кардинально, по сути, меняете свою жизнь в тот момент?

С.Ганнушкина ― Нет, я не меняла ее, я продолжала преподавать. Я приходила к своим студентам, я рассказывала о том, что я видела в армянском постпредстве, куда, собственно, люди пришли и откуда их не смогли выгнать. И мои студенты сдавали мне «рупь» и талон на сахар, потому что сахар давали только по талонам. И вот килограмм сахара стоил рубль 4 копеек рафинад и 98 копеек песок. И вот, значит, прикалывался рубль и сдавали эти лишние талоны, я их носила туда в этом самое полпредство. И сначала было так.

А потом стало понятно, что мы должны заниматься правом, что нужно добиваться того, чтобы были приняты законы и так далее. Потом уже, в 96-м году появилось Сеть «Миграция и право», которая охватывало 54 населенных пункта России, сейчас - только 30 с небольшим, потому что денег нет.

С.Крючков ― А в какой момент вы поняли, что преподавание должно остаться в стороне?

С.Ганнушкина ― Я доработала до пенсии, еще два года после пенсии работала. И просто в какой-то момент оказалось, что наша работа и моя, в частности, достаточно известна за границей. Меня стали приглашать на разные конференции в разные города. Я стала пропускать лекции. Это было одной из причин. Потом, надо было ходить на суды. Я поняла, что уже больше совмещать невозможно, нельзя переносить лекции, бесконечно говорить студентам: «Извините, пожалуйста, придите в субботу в дополнительное время…».

Честно говоря, у меня никакой к студентам нет обиды, потому что все это делали, все это понимали, все приходили на дополнительные занятия, но все-таки это неправильно. Человек все-таки должен свою работу выполнять полноценно.

А.Ежов ― Спустя некоторое время после Карабахского конфликта возникла Чечня. Вообще, в обществе тогда было понимание, что этот регион может стать горячей точкой или не задумывались об этом? Или все произошло внезапно…

С.Ганнушкина ― Все, конечно, началось с ГКЧП. И после это, конечно, всё очень изменилось в стране, чрезвычайно, изменилось, к сожалению. И если можно было тогда надеяться, что все пойдет мирным путем, то после этого было невозможно на это рассчитывать, и Чечня превратилась в горячую точку. А когда начали бомбить… Понимаете, сейчас очень принято говорить: «Ай-яй-яй! Как можно говорить о 90-х годах, как о чем-то плохом? Это на самом деле было время свободы» и так далее. Но это было время чеченской войны, и с этим временем у меня связано однозначно имя Бориса Николаевича Ельцина, который начал первую войну, после этого на волне второй волны мы получили то, что мы сейчас имеем.

Если я родилась при Сталине, то умирать мне придется при Путине, что не очень весело. Я ничего плохого про него не хочу сказать, а хотелось бы, чтобы власть динамически менялась, чтобы эволюционно менялась страна. Я очень не хочу никаких революций, но хотелось бы, чтобы все-таки не возникало стагнации, в том числе, стагнации во власти.

А.Ежов ― А в какой момент путинского правления вы поняли, что происходит такой капитальный разворот.

С.Ганнушкина ― Это было с самого начала.

А.Ежов ― С самого начала, 99-й год?

С.Ганнушкина ― С самого начала, да.

С.Крючков ― Вот вы произнесли два этих имени неоднозначных в оценках. А чье имя вы всю жизнь с собой пронесли, которое для вас остается кристаллом чистоты, что ли, некой человеческой, личностной, профессиональной?

С.Ганнушкина ― Чехов. Наверное, Чехов. Мои любимые писатели Чехов и Достоевский. Но Достоевский, конечно, сложнее гораздо.

С.Крючков ― Правозащитник - это человек, который борется за что-то или против чего-то? Это казуистика, но тем не менее.

С.Ганнушкина ― Я думаю, что правозащитник - я не понимала никогда, что это такое - это человек, которого называют правозащитником. Правозащитник - это человек, которому звонят в любое время дня и ночи и говорят: «Вы правозащитник!..»

А.Ежов ― Сделайте что-нибудь.

С.Ганнушкина ― Да, и «сделайте что-нибудь». В 3 часа ночи звонят и говорят: «Я вам звоню из тюрьмы. У нас тут парня забрали из барака и избивают». Я говорю: «Откуда вы меня знаете?» Он говорит: «У нас ваш телефон написан на стене. Мы не знаем, куда мы звоним».

И звонишь на зону, говоришь: «Здравствуйте. Я член Совета при президенте,- тогда я была членом Совета при президенте, - меня тут разбудили, - хотя я не спала, честно сказать, я ночной человек и люблю ночью работать, - и мне сказали то-то…». «Кто сказал?» - спрашивают меня. Я говорю: «Кто-то звонил из вашей администрации. Ведь у вас же, наверное, тоже есть приличные люди». И через какое-то время мне приходит эсэмэска: «Спасибо! Вы нам очень помогли. Парня вернули и не очень избили».

Вот. Этот тот, к кому обращаются. Я бы никогда сама себя не называла правозащитником.

С.Крючков ― В этой 27-летне истории «Гражданского содействия» был ли хотя бы один продолжительный период времени, когда со стороны власти вы встречали большее вспомоществование, что ли…

С.Ганнушкина ― Сотрудничество.

С.Крючков ― …сотрудничество, нежели сопротивление?

С.Ганнушкина ― Да, были разные периоды. И надо сказать, что в трудные периоды они обращаются к нам сами. И в 96-м году, например, когда начался штурм Грозного… У нас была такая традиция (тогда комитет был гораздо меньше) - мы уходили на август в отпуску. И мне позвонила из Федеральной миграционной службы заведующая приемной и сказала: «Светлана Алексеевна по любому открывайте комитет. К нам приходят люди в таком состоянии… я сегодня обрыдалась».

Я забрала накопления денежные дочери, которые у нее были отложены, где-то около тысячи долларов, разменяла их и пошла раздавать людям. Мы открылись, начали работать.

Вот когда начинается такое, обращаются к нам. Потому что отвечать человеку, когда к вам приходит несчастный человек, которые не знает, вообще, что ему делать и куда ему идти, и вы вынуждены ему отвечать каждый раз: «Я ничем не могу вам помочь», - то можно отправиться в психиатрическую клинику. А когда вы можете сказать: «Пойдите в «Гражданское содействие» и там вам хоть немножко помогут, - это выход для самой власти. И тогда, в такие периоды они обращаются к нам.

Мы знали разные времена сотрудничества. У нас очень много есть людей в миграционной службе, с которыми личные отношения очень хорошие сложились, потому что там есть тоже сочувствующие, хорошие люди.

Но в целом сейчас отношение неважное. Ну, что тут говорить… Я - четырежды иностранный агент. Мы все объявлены иностранными агентами - четырежды. Все организации, к которым я имею хоть какое-то отношение: это правозащитный центр «Мемориал», потом это Центр Сахарова, где я член комиссии, это «Гражданское содействие», и наконец, международный «Мемориал», которые даже, собственно, по сути этого закона не может быть признан иностранным агентом, потому что он международная организация. То есть это сигнал сверху дан.

С.Крючков ― Вот вы сами об этом заговорили в предыдущей части вашего такого монолога невеселого. Вот человек, который сталкивается с болью людской, с обидами человеческими, жестокостью к людям, в конце концов - как в этом эмоционально, психологически существовать, чем это компенсируется в жизни, вот в вашей конкретной жизни?

С.Ганнушкина ― У меня есть такой, уже не первый раз произносимый ответ. Вы знаете, что во время войны на партийных комитетах появлялась надпись: «Комитет закрыт. Все ушли на фронт». Наша организация тоже называется Комитет «Гражданское содействие». И мы не можем у себя на дверях написать: «Комитет закрыт. Все ушли в депрессию». Но мы и не уходим в депрессию, потому что наше государство все время нам делает инъекцию адреналина.

А.Ежов ― Держит в тонусе.

С.Ганнушкина ― Да, держит в тонусе. И вот это заставляет шевелиться. И заставляет шевелиться чужая боль. Труднее всего, наверное, было в первые годы. Я помню, что я приходила с приемов беженских - тогда еще в «Литературной газете» в Лидии Ивановны Графовой - я приходила, ложилась на кушетку и думала: «Всё, я больше туда никогда не пойду. Я не могу».

Но сейчас мне такие мысли не приходят в голову, хотя от некоторых своих сотрудников я время от времени слышу: «Я больше не могу. Все плохо, все не так. И мы все делаем не так, и они все делают не так. И беженцы не такие, как надо». У нас ушла одна сотрудница и теперь пишет в Фейсбуке: «Я так разочаровалась в мигрантах». Так зачем ты в них очаровывалась? Ведь их не по конкурсу набирают.

А.Ежов ― О таком более широком влиянии правозащитников на общество. Дмитрий Мезенцев, наш постоянный слушатель интересуется: «Почему, на ваше взгляд, наше общество обожает товарища Сталина и предполагает, то роль правозащитников в процессе десталинизации слишком мала и недостаточна. Вы такую точку зрения разделяете? Одно с другим связано?

С.Ганнушкина ― Во-первых, мое общество не обожает Иосифа Виссарионовича Сталина. Вокруг меня, просто, по-моему, нет таких людей, просто нет. И было бы странно, если бы они были. Ну, понимаете, если тетка моей матери, когда ее мужа уже посадили и ее забирали, кричала родственникам - а это были знакомые люди, друзья молодости - скажите Иосифу! Иосиф не знает, что с нами тут делают!»

А.Ежов ― Случилась большая ошибка. Передайте товарищу Сталину.

С.Ганнушкина ― Они были уверены, да. «Скажите Иосифу», не товарищу Сталину, а Иосифу, потому что это был друг молодости. Это возрождается. И он, действительно, не знал, и преувеличенные объемы, так сказать, как будто это так уж важно прямо до единицы… хотя, конечно, каждому важно, чтобы имя его погибшего близкого было названо, но начинаются манипуляции какими-то цифрами. Ну вот, людям хочется сильной руки.

С.Крючков ― Вы верите в российское гражданское общество, что оно будет построено когда-то?

С.Ганнушкина ― Я верю, что оно построено, потому что я его часть.

С.Крючков ― Построено?

С.Ганнушкина ― Да, конечно, безусловно. А кто я такая? Я не сама по себе как единица существую. Я часть этого общества. Меня окружают мои коллеги, друзья, единомышленники. Более того, я вам скажу, я не просто верю, а я вижу, как создается единое гражданское общество как бы общемировое, потому что сейчас у меня коллеги, друзья, близкие мне люди в самых разных странах - в США, во Франции, в Чехии, в Украине, безусловно, в Белоруссии. Это близкие мне люди.

Мне кажется, что власти, вообще, должны были бы научиться брать с нас пример, поучиться у нас, потому что мы-то понимаем друг друга. Мы научились понимать друг друга, жить общей жизнью и вырабатывать какие-то механизмы и какие-то принимать решения и оценки.

Председатель Комитета «Гражданское содействие», член Совета и руководитель Сети «Миграция и Право».

В 1965 окончила механико-математический факультет МГУ, до 1967 училась там же в аспирантуре.

В 1968-1969 работала в Институте химического машиностроения, с 1970 по 2000 - преподавателем, а затем доцентом кафедры математики РГГУ.

Участвует в правозащитной деятельности с конца 1980-х годов, защища

я права беженцев и вынужденных переселенцев. В последние годы в центре ее деятельности находятся нарушения прав человека в Чечне, а также помощь беженцам в России.

В 1990 стала одним из учредителей Комитета «Гражданское содействие» - первой правозащитной организации, оказывающей разностороннюю по

мощь беженцам и вынужденным переселенцам. В 1993 участвовала в создании Правозащитного центра «Мемориал». В 1996 в рамках ПЦ «Мемориал» организовала Сеть «Миграция и Право». Комитет «Гражданское содействие» и Сеть «Миграция и Право» работают в тесном сотрудничестве с УВКБ ООН и пользуются его акт

ивной поддержкой.

В настоящее время «Гражданское содействие» осуществляет посредническую помощь беженцам, вынужденным переселенцам и внутриперемещённым лицам в их отношениях с властными и иными официальными структурами; принимает от общественных организаций, производственных предприятий и от част

ных жертвователей материальную помощь и вещи (одежду, обувь, посуду и т. п.) и распределяет между своими подопечными; оказывает юридическую помощь и поддержку в получении медицинской помощи; оказывает содействие в оказании бесплатной консультативной помощи.

С 2004 в партнерстве с Французской орга

низацией «Secours Catolique» (Каритас Франции) Комитет «Гражданское содействие» работает по проекту содействия медицинской помощи жителям Чечни и внутриперемещённым лицам, находящимся в Ингушетии. Проект осуществляется на средства Комиссии по гуманитарной помощи ЕС.

При Комитете организован Центр

адаптации и обучения детей, где студенты и выпускники московских вузов готовят детей беженцев к возвращению к нормальной школьной жизни.

Светлана Ганнушкина руководит программой Правозащитного центра «Мемориал» «Защита прав вынужденных мигрантов», в рамках которой работает Сеть «Миграция и Право

», созданная для предоставления бесплатных юридических консультаций мигрантам во многих регионах России. Юристы Сети проводят консультативный приём мигрантов, защищают их интересы в судах, а также работают над приведением региональных актов в соответствие с федеральным законодательством и Конституци

Светлана Ганнушкина сотрудничает с депутатами Госудумы, активно используя механизм депутатских запросов и ходатайств для решения общих и конкретных проблем беженцев. В качестве члена экспертного Совета при Уполномоченном по правам человека РФ она участвует в разработке законодательства, ка

сающегося прав беженцев и лиц, перемещённых внутри страны, регулярно выпускает доклады о положении мигрантов.

Светлана Ганнушкина была членом Правительственной Комиссии по миграционной политике (ликвидирована весной 2004). В октябре 2002 стала членом Комиссии по правам человека при Президенте Рос

сии (а позднее, созданного на её базе Совета при президенте РФ по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека). В 2003 награждена премией Немецкой секции «Международной амнистии» за выдающиеся заслуги в области защиты прав человека.

ПЦ «Мемориал» в 2004 был награждён пр

емией имени Фритьофа Нансена УВКБ ООН за работу в области защиты беженцев.

27 ноября 2005 в Москве - пикет антифашистов, проведённый в ответ на «Русский марш» националистических организаций, который прошёл по Москве 4 ноября 2005.

ткрытое письмо Ганнушкиной, адресованое ФСБ, иронически обозначенное как «явка с повинной» и носящее заголовок «С глубочайшим презрением ко всем камням».

В июле 2006 в Москве прошёл Международный форум неправительственных организаций «Гражданская восьмёрка-2006». Его целями стало обсуждение пр

облем, волнующих международную общественность в связи с саммитом «Большой восьмёрки» в Санкт-Петербурге. В рамках форума работали «круглые столы». Светлана Ганнушкина с Александром Верховским (директором информационно-аналитического центра «СОВА») вели «стол» по проблемам миграции и ксенофобии.

еврале 2007 Светлана Ганнушкина получила предостережение из прокуратуры. В нем указывалось на

недопустимость нарушения российских законов, касающихся вынужденных переселенцев, беженцев, правового положения иностранных граждан и права граждан на свободу передвижения

Причиной разбирательств стал

о обращение в Генпрокуратуру РФ депутата Госдумы Николая Курьяновича с требованием проверить деятельность организации «в связи с осуществлением ею оперативного прикрытия этнических преступных группировок». Депутатский запрос появился после публикации в одной из центральных газет в октябре 2006 года.

В материале сообщалось, что у одного из преступников, убитых при задержании правоохранительными органами (Тариэла Цулы), было найдено ходатайство «с просьбой не принимать меры административного воздействия и не чинить ему препятствий при передвижении по Московской области», подписанное Светланой Га