Мотивы и цели в преступлениях в сфере экономической деятельности. Субъективная сторона преступлений против интересов службы Клановость и финансовые кризисы

Неисполнение обязанностей налогового агента

Комментарий к статье 199.1 УК РФ:

1. Непосредственный объект - экономические и финансовые интересы государства. Предметом выступают налоги и (или) сборы, подлежащие в соответствии с законодательством Российской Федерации о налогах и сборах исчислению, удержанию у налогоплательщика и перечислению в соответствующий бюджет. В статье речь идет о предмете в крупном и особо крупном размерах, которые совпадают с размерами, указанными в примечании к ст. 199 УК.

2. Объективная сторона характеризуется деянием в форме бездействия, которое состоит в неисполнении в личных интересах обязанностей налогового агента по исчислению, удержанию или перечислению налогов и (или) сборов, подлежащих в соответствии с законодательством Российской Федерации удержанию у налогоплательщика и перечислению в соответствующий бюджет (внебюджетный фонд).
Согласно ст. 24 Налогового кодекса РФ налоговые агенты обязаны: 1) правильно и своевременно исчислять, удерживать из средств, выплачиваемых налогоплательщикам, и перечислять в бюджеты (внебюджетные фонды) соответствующие налоги; 2) в течение одного месяца письменно сообщать в налоговый орган по месту своего учета о невозможности удержать налог у налогоплательщика и о сумме задолженности налогоплательщика; 3) вести учет выплаченных налогоплательщикам доходов, удержанных и перечисленных в бюджеты (внебюджетные фонды) налогов, в том числе персонально по каждому налогоплательщику; 4) представлять в налоговый орган по месту своего учета документы, необходимые для осуществления контроля за правильностью исчисления, удержания и перечисления налогов.
Окончание данного преступления законодатель связывает с совершением деяния, т.е. состав преступления формальный. Преступление, предусмотренное ст. 199.1 УК, является оконченным с момента неперечисления налоговым агентом в личных интересах в порядке и сроки, установленные налоговым законодательством (п. 3 ст. 24 НК РФ), в соответствующий бюджет (внебюджетный фонд) сумм налогов и (или) сборов в крупном или особо крупном размерах, которые он должен был исчислить и удержать у налогоплательщика.

3. Субъективная сторона характеризуется виной в форме прямого умысла и специальным мотивом. Личный интерес как мотив преступления может выражаться в стремлении извлечь выгоду имущественного, а также неимущественного характера, обусловленную такими побуждениями, как карьеризм, протекционизм, семейственность, желание приукрасить действительное положение, получить взаимную услугу, заручиться поддержкой в решении какого-либо вопроса и т.п. В силу этого неисполнение налоговым агентом обязанностей по правильному и своевременному исчислению, удержанию и перечислению в бюджеты (внебюджетные фонды) соответствующих налогов, предусмотренных законодательством Российской Федерации о налогах и сборах, не связанное с личными интересами, состава преступления, предусмотренного ст. 199.1 УК, не образует и в тех случаях, когда такие действия были совершены им в крупном или особо крупном размерах.
Если действия налогового агента, нарушающие налоговое законодательство по исчислению, удержанию или перечислению налогов и (или) сборов в соответствующий бюджет (внебюджетный фонд), совершены из корыстных побуждений и связаны с незаконным изъятием денежных средств и другого имущества в свою пользу или в пользу других лиц, содеянное следует при наличии к тому оснований дополнительно квалифицировать как хищение чужого имущества.

4. Субъект преступления - специальный, налоговый агент, в функциональные обязанности которого входят исчисление, удержание у налогоплательщика и перечисление в соответствующий бюджет (внебюджетный фонд) налогов. Согласно ст. 24 НК РФ налоговыми агентами признаются лица, на которых в соответствии с налоговым законодательством возложена обязанность по исчислению, удержанию у налогоплательщика и перечислению в соответствующий бюджет (внебюджетный фонд) налогов. Такие обязанности могут быть возложены только на те организации и на тех физических лиц, которые являются источниками выплаты доходов, подлежащих обложению налогами (например, на добавленную стоимость (ст. 161 НК РФ), на доходы физических лиц (ст. 226 НК РФ) и на прибыль (ст. 286 НК РФ)). Наряду с этим, как указал Пленум Верховного Суда РФ, субъектом преступления, предусмотренного ст. 199.1 УК, может быть физическое лицо, имеющее статус индивидуального предпринимателя, а также лицо, на которое в соответствии с его должностным или служебным положением возложена обязанность по исчислению, удержанию или перечислению налогов (руководитель или главный (старший) бухгалтер) организации, иной сотрудник организации, специально уполномоченный на совершение таких действий, либо лицо, фактически выполняющее обязанности руководителя или главного (старшего) бухгалтера.
При наличии признаков должностного преступления необходима квалификация по совокупности преступлений.

5. Ответственность усилена в ч. 2 данной статьи за совершение деяния в особо крупном размере, который определен в примечании к ст. 199 УК.

6. Согласно п. 2 примечания к ст. 199 УК лицо, совершившее данное преступление впервые, может быть освобождено от ответственности, если возместит все суммы недоимок и соответствующих пеней, а также сумму штрафа в размере, определяемом в соответствии с Налоговым кодексом Российской Федерации.

Установление субъективной стороны не менее важно, чем объективной, что не­редко упускается из виду при расследовании и судебном рассмотрении уголовных дел о должностных преступлениях. Практика свидетельствует, что нередко, признавая объективную сторону преступления, т.е. свои действия (бездействие) и последствия, обвиняемые, противодействуя рас­следованию и стремясь уменьшить свою ответственность или вовсе избежать ее, представляют свое поведение как неосто­рожное или вовсе невиновное, утверждают, что они не со­знавали допускаемые нарушения» не предвидели послед­ствия и т.д.

Упрощенческий подход заключается в том, что в ходе предварительного расследования и при судебном рассмотре­нии уголовного дела выясняется и доказывается лишь умы­сел должностного лица на нарушение нормативных предпи­саний. Однако злоупотребление властью или служебными полномочиями, бездействие должностного лица и превыше­ние власти или служебных полномочий можно считать доказанным только тогда, когда установлен:

¨ умысел по отношению к деянию – активному или пас­сивному противоправному поведению должностного лица и

¨ умысел (прямой или косвенный) по отношению к вред­ному последствию (в материальных составах).

Более того, психическое отношение виновного и к наруше­нию служебных полномочий, и к последствиям должно быть отражено в постановлении о привлечении в качестве обвиня­емого и в приговоре суда.

Для правильной квалификации субъективной стороны содеянного необходимо выяснить интеллектуальный эле­мент вины:

¨ сознавало ли должностное лицо общественную опас­ность своих действий (бездействия);

¨ понимало ли, что оно использует свои служебные пол­номочия вопреки интересам службы;

¨ предвидело ли (имело ли возможность предвидеть) вред­ные последствия своего поведения;

¨ сознавало ли (имело ли возможность сознавать) разви­тие причинной связи.

С этой целью важно определить компетентность долж­ностного лица – уровень и качество его образования, получён­ную специальность, прохождение переподготовки и повышения квалификации, опыт работы, знание им своих прав и обязанностей, порядка действий в конкретных ситуациях, нормативной правовой базы своей деятельности. Для этого необходимо изучить и приобщить к уголовному делу документ ты о полученном обвиняемым образовании, ранее занимаемых им должностях и имевшихся у него полномочиях. Исследовать его отношение к своим служебным обязанностям, проана­лизировать имеющиеся поощрения и взыскания, за что именно они применялись, при необходимости истребовать и изучить материалы ранее проведенных служебных проверок, ревизий и т.п.

Определение компетентности на основе анализа преды­дущей служебной деятельности обвиняемого позволит объективно оценить содержание субъективной стороны и правильно квалифицировать содеянное как умышленное должностное преступление (в том числе совершаемое с кос­венным умыслом, когда допускаемое должностное наруше­ние им сознается, а наступление вредных последствий должностное лицо предвидит) или служебную халатность (npj вине в виде преступной небрежности, когда лицо не предви­дело возможность причинения вреда, хотя должно было и могло его предвидеть).

Умышленная вина при совершении должностных преступлений зачастую не конкретизирована. Должностное лицо может точно не знать, на какую именно сумму будет причинен ущерб от его должностного правонарушения. Вместе с тем, если установлено, что виновный сознательно до­пускал наступление любых последствий либо безразлично относился к возможности их наступления, содеянное долж­но быть квалифицировано по фактически наступившим по­следствиям. В случае если причиненный ущерб является крупным, содеянное образует умышленное должностное пре­ступление. Такое безразличное отношение должностного лица к характеру и размеру вреда не может быть признано неосторожностью.

В литературе, а также практическими работниками при характеристике субъективной стороны должностных пре­ступлений с формальным составом традиционно говорится о «прямом умысле». Тем самым подчеркивается осознание ви­новным общественно опасного характера своего деяния и желание его совершить, правоприменитель ориентируется на возможность констатации предварительной преступной деятельности – приготовления и покушения. Вместе с тем, как представляется, в соответствии с ч. 2 ст. 24 УК в отношении формальных составов преступлений можно гово­рить об умышленной форме вины без деления ее на виды умысла, поскольку последствия, так же как и психическое к ним отношение, находятся за рамками формальных соста­вов. Не с «прямым умыслом», а «умышленно» совершают­ся бездействие должностного лица, сопряженное с попус­тительством преступлению (ч. 2 ст. 425 УК), превыше­ние власти или служебных полномочий, сопряженное с на­силием, мучением или оскорблением потерпевшего либо применением оружия или специальных средств (ч. 3 ст. 426 УК), незаконное участие в предпринимательской деятельности (ст. 429 УК), получе­ние взятки (ст. 430 УК), дача взятки (ст. 430 УК), по­средничество во взяточничестве (ст. 432 УК).

В качестве признаков субъективной стороны должност­ных преступлений предусмотрены мотивы:

¨ корыстиая заинтересованность;

¨ иная личная заинтересованность.

Условно эти мотивы можно назвать «коррупционными», поскольку именно по этому признаку субъективной стороны большинство должностных преступлений отнесено к разряду коррупционных.

В соответствии с изменениями, внесенными в статьи гл. 35 УК Законом Республики Беларусь от 15 июля 2009 г. № 42-3, эти мотивы в ст. 424 и 425 УК сейчас являются основными (обязательными) признаками состава, а в ст. 426 УК (превышение власти или служебных полномочий) - квалифицирующими признак; (часть 2).

Тем самым злоупотребление, бездействие и служебный подлог, совершенные не из корыстной и не из личной заин­тересованности; а по другим мотивам, к примеру из ложно понятых интересов службы, сегодня преступлениями уже не являются, даже если наступили последствия в виде ущерба в крупном размере либо существенного вреда.

В отличие от этих Должностных преступлений, превы­шение власти или служебных полномочий (ст. 426 УК) при наличии других обязательных признаков состава при­знается преступлением независимо от мотивов, в том числе и при отсутствии корыстной или иной личной заинтересо­ванности.

Корыстный мотив является обязательным признаком состава получения взятки, хотя прямо об этом в ст. 430 УК не сказано. При отсутствии корысти, когда должностное лицо действует из иной личной заинтересованности, т.е. получает неимущественные выгоды, такое деяние получением взятки не является и при наличии других признаков может быть расценено только как злоупотребление.

Понятие корыстных побуждений сформулировано в ч. 10 ст. 4 УК: это мотивы, характеризующиеся стремлением извлечь из совершенного преступления для себя или для близких выгоду имущественного характера либо намерением избавить себя или близких от материальных затрат.

В п. 20 постановления Пленума Верховного Суда Рес­публики Беларусь от 16 декабря 2004 г. № 12 «О судеб­ной практике по делам о преступлениях против интересов службы (ст.ст. 424-428 УК)» установлено: «...корыстная заинтересованность может выражаться в стремлении получить выгоду имущественного характера без неза­конного безвозмездного обращения государственных или общественных средств в свою собственность или собственность других лиц (например, сокрытие образовавшейся в резуль­тате служебной халатности недостачи путем запутывания учета с целью избежать материальной ответственности).

Иная личная заинтересованность может выражаться в стремлении, обусловленном такими побуждениями личного характера, как карьеризм, протекционизм, желание приукрасить действительное положение, получить взаимную услугу скрыть свою некомпетентность и т.п. ».

Корыстная и иная личная заинтересованность, равно как и другие мотивы преступного поведения, всегда носят личный характер, поскольку опо­средуются сознанием и волей виновного в преступлении лица. Однако уголовный закон придает мотиву свойство субъективного признака состава преступления лишь при антисоциальном содержании личных побуждений виновного (низменных по сути порицаемых обществом, несовмести­мых общепринятыми интересами службы).

Тем самым, когда у должностного лица, злоупотребляю­щего своими служебными полномочиями, отсутствуют (в том числе не доказаны) корыстная заинтересованность, а также низменный характер личной (некорыстной) заинтересованности, следует делать вывод об отсутствии состава должностного преступления.

Коррупция ставит под угрозу сам факт существования государства, выступает основным препятствием повышения уровня жизни населения, развития экономики, становления гражданского общества. Рост коррупции в России - один из основных антифакторов привлечения иностранных инвестиций и современных технологий в российскую промышленность. Перечень отрицательных последствий коррупции велик. В этой связи эффективная борьба с коррупцией неизбежно влечет за собой коренные изменения не только в государстве, но и в социуме в целом. Одна из причин «укорененности» коррупции в России - это ее системный характер .

Авторы монографии, посвященной проблеме коррупции в современной России, рассмотрели, в частности, типологию этого явления: от «низовой» коррупции до коррупции «высокого уровня», коррупцию во власти и в гражданском обществе, экономическую и идейную коррупцию. В этом материале мы расскажем о «мягкой коррупции» - непотизме, кронизме, протекционизме, фаворитизме, семейственности, клановости, местничестве.

Отрывок из монографии: Сулакшин С.С., Максимов С.В., Ахметзянова И.Р. и др. "Государственная политика противодействия коррупции и теневой экономике в России ". Монография в 2-х томах.

Коррупция «мягкая» и «твердая»

Кроме взяточничества существует множество других специфических форм (проявлений) коррупции: фаворитизм, непотизм (кумовство), кронизм (протекционизм), лоббизм и «блат» (связи). Составить исчерпывающий перечень видов коррупционной деятельности, по-видимому, невозможно. В России легально существовало когда-то «кормление», трудно отличаемое от мздоимства и лихоимства, и - что уж говорить - о такой распространенной в России, почти ритуальной форме взяточничества, как «борзые щенки». Возможно, кормление стало первым проявлением того, что с экономической точки зрения оценивается как двойное налогообложение66.

Кумовство, непотизм, кронизм, протекционизм, фаворитизм, семейственность, клановость, местничество в целом

О конфликте интересов

Фаворитизм: непотизм, кумовство

О терпимости к конфликтам интересов

При существующей терпимости к конфликту интересов, эффективность государственного управления (в том числе расходования) государственными ресурсами неустранимо низкая.

Любые объемы бюджетных ресурсов в этом случае будут расхищаться или расходоваться нецелевым образом в интересах распорядителей этих ресурсов. При этом неизбежно будет наноситься ущерб престижу государства, государственной службы и конкретного органа государственной власти.

Бoльшая часть недоверия к органам государственной власти значительной части россиян порождена именно господствующей в обществе терпимостью к конфликту интересов. Население не может доверять органам государственной власти, должностные лица которых, не скрывая существующего конфликта интересов, демонстративно обеспечивают приоритет защиты своих интересов по отношению к государственным интересам. Тем более что использование служебного положения в личных целях обычно трудно доказуемое в ходе расследования, как правило, очевидно для окружающих. Это может даже не осуждаться («все так живем»), но доверия к государственным органам не добавляет.

В России значительное число чиновников (в т. ч. федеральных министров, их заместителей, депутатов Государственной Думы и членов Совета Федерации, других лиц, замещающих государственные должности министров и до главных специалистов) различных министерств и ведомств входят (нередко за вознаграждение) в советы директоров акционерных обществ и компаний, в связи с чем происходит фактическое «сращивание» государства и бизнеса, что в большинстве случаев представляет собой, на наш взгляд, узаконенную коррупцию. Подобная практика фактически легализует постоянный конфликт личных и государственных интересов, который служит объективной основой незаконной лоббистской деятельности лиц, замещающих государственные должности. Власть сращивается с собственностью, создавая новые глубоко законспирированные коррупционные технологии.

На наш взгляд, необходимо пересмотреть вопрос о представительстве государственных служащих в акционерных обществах с долей государственного капитала. По действующему законодательству государственным служащим запрещено заниматься другой оплачиваемой, в том числе предпринимательской, деятельностью, участвовать в управлении акционерными обществами и т. д. В некоторых странах, например в США, запрещена или ограничена даже научная и преподавательская оплачиваемая деятельность государственных служащих. В России это напротив распространенная практика. Редкий высокопоставленный чиновник не является сегодня «крупным ученым» в соответствующей сфере государственного управления.

Клановость и финансовые кризисы

Известно, что клан - самая прочная и тысячелетиями господствовавшая форма солидарности, кровнородственной и патронатно-клиентельной интеграции-идентификации индивидов, выросшая из традиционного первобытного общества. Одновременно, это наиболее опасная и гибельная для неразвитых демократических обществ форма группирования и рекрутирования элит, поскольку здесь связующим людей началом выступают не личностные свойства и достоинства, а случайные биологические и природные отношения родства, кумовства, землячества и т. д. В итоге, нация ослабевает, дробится на множество конкурирующих родов, племен, жузов, возникает их сегрегация, неравенство и несправедливость, приводящие этнос к самоуничтожению.

Некоторые специалисты считают, что азиатские страны (Корея, а особенно Индонезия и Таиланд) отличаются значительными масштабами коррупции, в том числе кумовства, укрытия от налогообложения прибылей и активов, что можно назвать «блатным капитализмом».

В эпицентре финансового кризиса 1997 г., как ни странно на первый взгляд, оказались самые динамичные страны - Южная Корея, Малайзия, Таиланд и Индонезия, сумевшие в исторически короткие сроки пройти немалую (хотя и неодинаковую) часть пути, отделяющего их от лидеров мировой экономики. Дело в том, что при формировании в этих государствах базовых экономических структур, выполнявших роль локомотивов роста, было допущено немало «перекосов», связанных с традициями кумовства и фаворитизма, проявившихся в клановых, родственных и других неформальных связях, не «стыкующихся» с законами современной рыночной экономики. «Тепличные» условия облегчили и ускорили становление этих структур и их последующую экспансию. Но при этом остались нерешенными вопросы отделения власти от собственности. Не была достигнута и необходимая прозрачность бизнеса.

Все еще процветающие в России традиции кумовства, землячества, экономически необоснованного фаворитизма, плодящие кадровую сумятицу, некомпетентность и коррупцию, вполне, как показывает анализ, могут свести на нет все усилия государства по модернизации экономики и возвращении России статуса экономической сверхдержавы.

От местничества до сепаратизма - один шаг

Следует заметить, что термин «местничество» может быть использован как характеристика не только экономической, но и политической коррупции, продуцирующей сепаратизм (Абхазия, Южная Осетия, Приднестровье, Чечня). Переход от клановости, трайбализма и местничества к партикуляризму (регионализму) и сепаратизму происходит вполне естественным образом по мере вызревания необходимых условий и (сознательного или бессознательного) ослабления легитимных форм общественных коммуникаций. Бороться с этим можно и практикуемым в других странах законодательным введением понятия нормативного (обязательного) этнического(национального) пропорционального представительства в органах власти (как местных так и государственных). К примеру в Советском Союзе расчетным путем обеспечивали «пропорциональный» состав рабочих, женщин и национальных меньшинств в партийных и государственных структурах.

Как известно, общеуголовная преступность процветает тогда, когда находит опору в преступности политической, в коррупции чиновничьего аппарата. Вопреки декларациям о борьбе с привилегиями, невиданные в прошлом масштабы приняли - раздача льгот, дающих возможность почти бесконтрольно расхищать государственную казну, кумовство, семейственность, «телефонное право», использование властных полномочий для дискредитации политических противников и деловых конкурентов. Все это - достаточно традиционные черты разложения государственной власти. В России оно приняло пугающие размеры, и питательной почвой для него стал процесс приватизации государственной и муниципальной собственности зачастую нелегитимным или спорным в правовом отношении способом, тем не менее признаваемым определенной частью общества, в пользу которой была осуществлена соответствующая приватизация.

Дружба или кронизм?

Дружба и кумовство (непотизм) выделяют как отдельный тип коррупции. Они приводят к таким фактам, как большие уступки при заключении сделок, назначения родственников на ключевые посты, льготные покупки личной собственности, доступ к твердой валюте и другим подобным фактам. Контроль над этими сферами бизнеса создает предпосылки для использования их в целях коррупции. Распределение подобных благ осуществляется среди небольшой группы элиты и членов их семей, от которых ожидают отдачи в виде взяток и других «благодарностей». Коррупция в семейном кругу не имеет такого размаха, как торговые взятки и патронажные системы. Как уже отмечалось, с позиции права коррупция может быть кратко определена как незаконное использование государственной должности для извлечения личных выгод. Термин «незаконное» означает, что существуют законы (положения), регулирующие поведение лиц, занимающих государственные должности государственных и муниципальных служащих. Фактическое соблюдение или несоблюдение этих законов и наказание за их нарушение - это уже иной вопрос.

Хотя пристраивание родственников и друзей не считается ненормальным в нашем обществе, непотизм вовсе не так безобиден. Во многих странах непотизм запрещен официально. Так, в США есть Управление по правительственной этике. Его эксперты разрабатывают своды правил для всех госслужащих, а также отслеживают их соблюдение. В США следят и за кронизмом, когда между высшими должностными лицами существуют устойчивые дружеские отношения. Так, например, если инспектора направляют в фирму с проверкой, а директор этой фирмы - его одноклассник, он должен об этом сообщить.

И все же, противница нынешней вашингтонской администрации Хиллари Клинтон, ныне сенатор-демократ от штата Нью-Йорк, в январе 2006 г. заявила: «Сейчас мы имеем культуру коррупции, кронизм, некомпетентность. Я предсказываю, что эта администрация останется в истории, как одна за самых худших, которая когда-либо правила нашей страной». В других странах с непотизмом также борются. В марте 2005 г. министр финансов Израиля Б. Нетаньяху подписал новые правила приема на работу в госкомпании. Теперь предприятие не имеет права брать на работу служащего, если там работает его родственник, занимающий руководящую должность или получающий большую зарплату.

Парламент Кипра еще в 2001 г. принял закон, согласно которому кумовство стало уголовно наказуемым. Уличенные в этом должны заплатить штраф в 4000 долл. или же год отсидеть за решеткой.

В Китае с непотизмом справляются по-своему: комиссия по проверке дисциплины запретила детям высокопоставленных китайских чиновников заниматься бизнесом. Члены семей руководящих работников не имеют права заключать сделки с недвижимостью, работать в сфере рекламы, владеть адвокатскими конторами, а также открывать дискотеки, ночные клубы, караоке-бары. А те, кто уже занят в данных областях, должны уволиться или понести наказание.

В Польше все госслужащие обязаны сообщать своим начальникам, если члены их семей занимаются бизнесом. За попытку утаить подобные сведения чиновники должны заплатить штраф или лишиться кресла. Причем, в случае увольнения им нельзя будет принимать подарки от людей, которым они помогали, работая в органах государственной власти.

Некоторые итоги

Подводя краткие итоги, следует отметить:

Классическая («твердая») коррупция (взяточничество, коммерческий подкуп) вполне институциализируется по мере усложнения общественных связей и дополняется все новыми псевдоинституциональными коррупционными механизмами, которые в каждый определенный исторический отрезок времени приспосабливаются к новым условиям общественно-личных коммуникаций, легко подменяя отсутствующие или запаздывающие в развитии легитимные общественные механизмы;

Разграничение коррупции «твердой» (классической) и «мягкой» может позволить выработать дополнительные механизмы защиты от относительно новых видов коррупции и контролировать старые;

Переход от местничества к партикуляризму (регионализму) и сепаратизму можно объяснить развитием и перерождением экономической коррупции в идейную (политическую), что безусловно дает возможность вовремя заметить сигналы опасности для самой государственной целостности.

В качестве обязательного мотива таких преступлений, как злоупотребление должностными полномочиями (ст. 285 УК РФ) и служебный подлог (ст. 292 УК РФ), чаще всего встречающихся в судебной практике, альтернативно выступают корыстная или иная личная заинтересованность. Как отмечается в комментариях к УК РФ, учебниках и научных публикациях, корыстная заинтересованность выражается в стремлении получить имущественную выгоду без незаконного безвозмездного изъятия и обращения чужого имущества в свою пользу или пользу других лиц. Иная личная заинтересованность выражается в стремлении извлечь выгоду неимущественного характера. Такое стремление может быть обусловлено различными побуждениями: карьеризм, протекционизм, семейственность, желание скрыть свою некомпетентность, избежать дисциплинарной ответственности за допущенные нарушения, ошибки в работе, получить поддержку со стороны влиятельных лиц, месть, зависть и т.п.

При рассмотрении уголовных дел о злоупотреблении должностными полномочиями установление мотива, в том числе и иной личной заинтересованности, является обязанностью суда, с указанием в приговоре, в чем конкретно такой мотив выражен. Однако следственно-судебная практика свидетельствует о наличии расхождений в правоприменительной практике по данному вопросу. При этом, следует заметить, что, по данным проведенных исследований, примерно 30% должностных злоупотреблений совершаются именно из иной личной заинтересованности. Отсюда напрашивается вывод о важности проблемы четкого уяснения содержания "иной личной заинтересованности". А поэтому неспроста еще в разъяснениях Пленума Верховного Суда СССР, а затем и Пленума Верховного Суда Российской Федерации предпринимались попытки определить "иную личную заинтересованность" более полно, с приведением, если можно так сказать, примерного перечня таких проявлений, поскольку практика нуждается если не в наличии такового, что сделать весьма проблематично, то хотя бы в более широком и конкретном разъяснении данного понятия, определении неких рамок, не позволяющих расширительно толковать критерий "иной личной заинтересованности". Если внимательно проанализировать п. 17 постановления Пленума Верховного Суда СССР "О судебной практике по делам о злоупотреблении властью или служебным положением, превышении власти или служебных полномочий, халатности и должностном подлоге" от 30 марта 1990 г. N 4, и п. 16 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации "О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий" от 16 октября 2009 г. N 19, то многие вопросы, которые возникают в практике судов, останутся без ответа. Более того, указанные постановления по своей сути являются аналогичными в раскрытии содержания мотива "иная личная заинтересованность", а содержащиеся в них разъяснения не являются исчерпывающими. Поэтому вполне можно согласиться с мнением автора статьи в журнале "Уголовное право" N 5 за 2011 г. А. Синельниковым, другими учеными о том, что на основании разъяснения в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 16 октября 2009 г. N 19 по определению понятия "иной личной заинтересованности" невозможно сделать однозначный вывод о позиции высшей судебной инстанции относительно вопроса о соотношении побуждений "иной личной заинтересованности" с нередко встречающимся в обвинениях мотивом "ложно понятых интересов службы". В связи с этим автор напоминает, что по данной проблеме в науке идет острая дискуссия. Одна группа ученых, как отмечается в статье, допускает расширительное толкование мотива должностного злоупотребления, при котором в его содержание в качестве одной из разновидностей включались бы в том числе и "ложно понятые интересы службы". Другие, во главе с таким известным ученым, как Б.В. Волженкин, обоснованно разделяют мнение о недопустимости признания "ложно понятых интересов службы" разновидностью личной заинтересованности. Доводы этих авторов, ограничительно толкующих формулировку мотива в составе должностного злоупотребления, автор статьи не без оснований считает весьма убедительными и полагает, что на практике они используются далеко не всегда. При этом, он приводит прецедент, созданный Верховным Судом Российской Федерации, который заслуживает внимания. Приговором Оренбургского областного суда сотрудники милиции Г., С., Н. и другие сотрудники были признаны виновными по ст. 292 УК РФ в совершении служебного подлога из ложно понятых интересов службы как иной личной заинтересованности, выразившейся в желании улучшить показатели раскрываемости преступлений по отделению БЭП Промышленного РОВД г. Оренбурга. Среди доводов, приведенных в кассационных жалобах осужденными, было указано на то, что их действия выполнялись ради корпоративных интересов правоохранительной системы, а не в целях извлечения личной выгоды. Между тем Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации, оставив в силе обвинительный приговор, согласилась с позицией суда первой инстанции и при этом указала на то, что "обоснованным является и вывод суда о том, что все осужденные, как должностные лица, вносили заведомо ложные сведения в официальные документы из иной личной заинтересованности, связанной с желанием улучшить показатели раскрываемости преступлений по отделению БЭП Промышленного РОВД г. Оренбурга. Эти показатели относились к работе каждого из осужденных, поэтому несостоятельными являются их утверждения о том, что они не были заинтересованы в таких показателях" (Определение Верховного Суда Российской Федерации от 30 ноября 2006 г. N 47-006-96).

Таким образом, высшая судебная инстанция, по мнению автора, высказала прямое одобрение ошибочной правовой позиции суда первой инстанции о толковании ложно понятых интересов службы как разновидности "иной личной заинтересованности" должностного лица, совершившего служебный подлог. В обоснование данной позиции А. Синельников привел, на мой взгляд, весьма убедительные доводы. Он считает сомнительным утверждение, что осужденные, стремясь улучшить показатели деятельности подразделения БЭП, а следовательно, и РОВД в целом, желали получить личную выгоду неимущественного характера. Суд на этот счет ограничился общей фразой, что якобы "эти показатели относились к работе каждого из осужденных". Но этот аргумент явно недостаточен. Ведь очевидно, что упомянутый высшей судебной инстанцией приказ МВД России от 23 ноября 2002 г., действовавший в соответствующий период времени и регламентировавший критерии оценки деятельности органов внутренних дел, никаких показателей оценки деятельности отдельных сотрудников подразделений криминальной милиции не устанавливал. И о том, могло ли повлиять на положение осужденных негативное состояние показателей подразделения в целом, по делу, как следует из текста решения, не установлено. Соответственно вывод суда о наличии в действиях осужденных личной заинтересованности основан на предположении, т.е. противоречит ст. 14 УПК РФ.

Далее, по мнению автора, представляется соответствующей закону позиция судов, которые, напротив, в подобных ситуациях, строго следуя положениям ст. 49 Конституции Российской Федерации, занимали более жесткую позицию относительно доказанности мотива должностного преступления. В приведенном им примере определением судебной коллегии по уголовным делам Омского областного суда от 2 марта 2006 г. был отменен приговор суда первой инстанции и прекращено производство по делу по обвинению сотрудника органа внутренних дел в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 285 УК РФ, с указанием на предположительный характер вывода нижестоящего суда о получении этим должностным лицом какой-либо личной выгоды в результате противоправного деяния, заключавшегося в укрытии заявления потерпевшего о краже. При этом, суд кассационной инстанции, обосновывая свои выводы, отметил, что мнение суда о желании А. повысить статистические показатели работы УВД КАО г. Омска не может считаться личной заинтересованностью. Не усматривается из материалов дела и какого-либо продвижения А. по службе в результате единичного сокрытия от учета преступления. Боязнь критики и нежелание оставлять по результатам дежурства нерассмотренное сообщение о краже не является злоупотреблением должностными полномочиями, а свидетельствует о наличии в действиях дисциплинарного проступка (Бюл. суд. практики Омского облсуда. 2007. N 1).

Подводя итог аргументации учеными ограничительного толкования мотива "иной личной заинтересованности" в составах должностных преступлений, А. Синельников справедливо замечает, что нельзя не обратить внимание и на то, что этот правильный подход при его применении на практике влечет юридическую невозможность привлечения к уголовной ответственности должностных лиц, виновных в умышленном совершении некоторых противоправных деяний, обладающих повышенной общественной опасностью, если они обусловлены "ложно понятыми интересами службы", что думается, нельзя оценить иначе как пробел в уголовно-правовом регулировании. Такое положение дел ведет, по его мнению, к непоследовательности и противоречивости правоприменительной деятельности. При этом, нередки случаи, когда судьи, столкнувшись с такими пробелами, выносят оправдательные приговоры. Данная позиция автора статьи подтверждается и судебной практикой.

Так, например, органами предварительного расследования А. и М. обвинялись в том, что, занимая должности участковых инспекторов поселковых отделений милиции, находясь при исполнении своих должностных обязанностей, действуя по предварительному сговору между собой, вопреки интересам службы, из иной личной заинтересованности, выраженной в повышении раскрываемости преступлений на вверенном участке работы, получив от главы сельского поселения сообщение о совершенных кражах чужого имущества жителей села, в нарушение ст. 144 УПК РФ, Закона Российской Федерации "О милиции" не оформили заявление, не приняли мер к регистрации этого сообщения и дальнейшей его проверке, раскрытию преступления, тем самым скрыв от регистрации и учета преступления, что повлекло существенное нарушение прав граждан С. и Л. Указанные действия А. и М. были квалифицированы органами следствия по ч. 1 ст. 285 УК РФ.

Однако судом первой инстанции А. и М. были оправданы по предъявленному обвинению. В дальнейшем приговор был оставлен без изменения судебной коллегией по уголовным делам Астраханского областного суда. Соглашаясь с вынесенными по делу судебными актами, президиум названного суда отметил правильность выводов нижестоящих судебных инстанций о том, что действия подсудимых не были обусловлены корыстной или иной личной заинтересованностью, не повлекли существенного нарушения прав и охраняемых законом интересов граждан, не подорвали авторитет правоохранительных органов. Представляется, что указанные решения судов вызывают сомнение.

В справке о результатах обобщения практики рассмотрения судами Алтайского края уголовных дел о преступлениях коррупционной направленности за 2010-2011 гг. обоснованно высказана точка зрения по другой проблеме. Мнения судей по вопросу, допускает ли ст. 252 УПК РФ изменение в ходе судебного разбирательства квалификации должностного злоупотребления на превышение должностных полномочий, если, к примеру, при доказанности всех объективных признаков обоих составов преступлений судом установлено, что должностное лицо совершило деяние не из корыстной или иной личной заинтересованности, а по иным мотивам, например, руководствуясь ложно понятыми интересами службы, разделились. Далее в справке отмечается, что согласно разъяснениям, изложенным в п. 19 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации "О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий" от 16 октября 2009 г. N 19, превышение полномочий определено иначе, усматривает в содеянном объективные признаки именно состава должностного злоупотребления и оправдывает подсудимого по причине не установления необходимого для квалификации по ст. 285 УК РФ мотива корыстной либо иной личной заинтересованности.

При этом, как указывается в справке, нижестоящие суды не считают возможным применять ни ст. 237, ни ст. 252 УПК РФ, полагая, что изменение обвинения со ст. 286 на ст. 285 УК РФ невозможно в силу того, что новое обвинение существенно отличается по фактическим обстоятельствам от обвинения, по которому дело принято к производству суда, а потому изменение обвинения ухудшает положение подсудимого и нарушает его право на защиту. В то же время всякое злоупотребление должностными полномочиями в форме действия следует рассматривать в качестве специального случая превышения должностных полномочий, поскольку одна из форм превышения - совершение действий, которые могли быть совершены самим должностным лицом только при наличии особых обстоятельств, указанных в законе или подзаконном акте, - специализирована в ст. 285 УК РФ путем выделения такого признака субъективной стороны должностного злоупотребления, как мотив в виде корыстной или иной личной заинтересованности. Это означает, что если должностное лицо совершает входящие в круг его должностных полномочий противоправные действия, руководствуясь ложно понятыми интересами службы, при отсутствии корыстного мотива и личной заинтересованности, то эти действия влекут наступление общественно опасных последствий, указанных как в ст. 285, так и в ст. 286 УК РФ. Авторы справки не без оснований утверждают, что содеянное возможно переквалифицировать с одного состава на другой в зависимости от наличия либо отсутствия мотива корыстной или иной личной заинтересованности. В справке также озвучено предложение судей объединить ст. 285 и ст. 286 УК РФ в один состав преступления.

Как видим, даже при самой совершенной форме уголовного преследования вряд ли удастся достичь приемлемого уровня единообразия судебной практики по данной категории уголовных дел, поскольку причины ее нестабильности относятся главным образом не к сфере собирания доказательств и формулирования обвинения, а к области применения нормы права к обстоятельствам, признанным судом установленными, к разночтениям при уяснении действительного содержания уголовно-правового запрета. В этом смысле многочисленность оправдательных приговоров - закономерный итог объективного судебного рассмотрения уголовных дел судьями, разделяющими доводы преобладающей в теории уголовного права позиции о необходимости ограничительного толкования "иной личной заинтересованности" как конструктивного мотива должностных преступлений.

Сложившаяся ситуация, как подчеркивают ученые и практики, требует ревизии правовой позиции высшей судебной инстанции и разъяснений по данному вопросу на уровне Пленума Верховного Суда Российской Федерации. Целесообразно и изменение уголовного закона, которое должно быть направлено на восполнение пробела в уголовно-правовом регулировании, неизбежно возникающего при надлежащем ограничительном толковании мотива "иной личной заинтересованности" в составах должностных преступлений. Следует также отметить, что Верховный Суд Российской Федерации в своих решениях неоднократно обращал внимание нижестоящих судов на необходимость тщательным образом выяснять вопросы о наличии в действиях (бездействии) подсудимых состава должностных преступлений, в том числе совершенных и из личной заинтересованности.

Судьей Верховного Суда Российской Федерации было возбуждено надзорное производство по жалобе М., осужденного за совершение преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 285 УК РФ, о пересмотре приговора Володарского районного суда Астраханской области от 28 февраля 2008 г. М. признан виновным в том, что, являясь должностным лицом, злоупотребил должностными полномочиями, исходя из корыстной и иной личной заинтересованности, что повлекло существенное нарушение прав и законных интересов граждан, организации и охраняемых законом интересов общества и государства. В надзорной жалобе осужденный, оспаривая обоснованность осуждения, утверждал, что в его действиях отсутствует состав преступления, поскольку он, потратив полученную за гражданку Т. заработную плату на ремонт фасада и окраску забора административного здания КЦСОН, ремонт комнаты отдыха и окраску забора отделения N 15 интерната для престарелых, какой-либо корыстной либо иной личной заинтересованности не имел.

Верховный Суд Российской Федерации указал, что по делу не установлено доказательств того, что М., как должностное лицо, действовал из корыстной или иной личной заинтересованности. Осуждая М. за злоупотребление служебным положением, суд в приговоре, в частности, указал, что М., используя свое служебное положение директора ГОУСОН КЦСОН Володарского района, вопреки интересам службы, обманным путем составил трудовое соглашение и зачислил на работу юрисконсультом Т., которая фактически не работала, и в течение восьми месяцев получал за нее начисленную заработную плату, расписываясь от ее имени в платежных ведомостях, используя полученные денежные средства для приобретения стройматериалов и ремонта административных зданий из стремления быть на лучшем счету в Министерстве социального развития и труда, заботясь о своем карьерном росте, причинив тем самым незаконной выплатой заработной платы по фиктивным документам указанному министерству Астраханской области ущерб в сумме 35 052 руб.

В судебном заседании М. не отрицал, что получал за Т., фиктивный приказ о зачислении которой на должность юрисконсульта был им оформлен, но которая фактически не работала в центре, начисленную ей заработную плату, однако пояснял, что никакой корыстной или иной личной заинтересованности он при этом не имел, поскольку полученные деньги в полном объеме были использованы им на приобретение стройматериалов и ремонт зданий центра и дома престарелых в целях создания хороших условий для работы и проживания престарелых. Каких-либо данных, опровергающих утверждения осужденного и отсутствие у него корыстной или иной личной заинтересованности, как констатировал Верховный Суд Российской Федерации, в приговоре не приведено и в материалах дела не имеется. Вместе с тем, не подтверждено, что полученную им за Т. заработную плату он в полном объеме использовал для приобретения стройматериалов и ремонта административных зданий, т.е. на производственные нужды.

По другому делу в отношении Т. Верховный Суд Российской Федерации отклонил протест заместителя Генерального прокурора Российской Федерации об отмене состоявшихся по делу решений и направлении дела на новое судебное рассмотрение. Органами предварительного следствия Т. обвинялся в том, что он, работая в должности начальника следственного отдела Управления ФСНП России по Курганской области и являясь должностным лицом, осуществляющим функции представителя власти, совершил служебный подлог. На протяжении года он в целях искусственного улучшения показателей результативности работы управления ФСНП, создания видимости благополучия по борьбе с налоговыми правонарушениями и получения в связи с этим за достижения по службе материальных вознаграждений в виде премий и иных поощрений, систематически вносил заведомо ложные сведения в официальные документы - итоговую государственную статистическую отчетность. Удостоверяя эти сведения своей личной подписью, представлял их в установленном порядке в прокуратуру г. Кургана и Курганской области.

Оправдывая Т. по предъявленному обвинению за отсутствием в деянии состава преступления, суд указал, что в судебном заседании не нашел своего подтверждения умысел на внесение в отчеты заведомо ложных сведений, а также мотив действий Т. из "корыстной и иной личной заинтересованности". Кассационная инстанция оставила приговор без изменения, указав, что утверждение Т. о добросовестном заблуждении при составлении статистических отчетов о работе группы дознания не опровергнуто. Судебная коллегия Верховного Суда Российской Федерации, отвергая ряд других доводов протеста, кроме того, отметила, что допущенное Т. завышение данных о работе следственного отдела является незначительным. Из акта ревизии следует, что по следственному отделу завышение числа дел по Курганской области за период с января по сентябрь составило шесть единиц. При этом, надлежит заметить, что эти шесть единиц перешли с августа, отчет за который Т. не составлялся. За первое полугодие отчетного года завышение составило лишь три единицы. Ни в обвинительном заключении, ни в судебном заседании, ни в протесте не приведено каких-либо данных либо доводов о личной заинтересованности Т. в завышении показателей работы группы дознания, к деятельности которой оправданный не имел никакого отношения.

По приговору Сосновоборского городского суда Ленинградской области от 14 марта 2011 г. К. осужден, в частности, по ч. 1 ст. 285 УК РФ. Как установлено приговором, он признан виновным в том, что, являясь должностным лицом, использовал свои служебные полномочия вопреки интересам службы, из корыстной заинтересованности, что повлекло существенное нарушение прав и законных интересов гражданина Г., а также существенное нарушение охраняемых законом интересов общества и государства. В надзорной жалобе адвокат осужденного указал, что выводы суда о наличии в действиях К. состава преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 285 УК РФ в отношении Г. содержат существенные противоречия, которые повлияли на правильность применения уголовного закона, поскольку он не имел корыстного мотива, не получал незаконного вознаграждения от г., а во исполнение своих должностных полномочий составил в отношении его протоколы о привлечении к административной ответственности и отстранении от управления транспортным средством. Кроме того, адвокат обращает внимание и на то, что установленные судом мотивы мести и личной заинтересованности не были инкриминируемы К. ни органами предварительного следствия, ни судом.

Возбуждая надзорное производство, судья Верховного Суда Российской Федерации в своем постановлении указал следующее. Судом первой инстанции установлено, что, получив от Г. отказ в передаче 50 тыс. руб. за непривлечение его к административной ответственности, К. составил в отношении Г. документы о привлечении его к такой ответственности. При этом, как отметил суд, К. действовал по мотиву иной личной заинтересованности, в целях повышения количества составленных административных материалов, создания видимости надлежащего исполнения служебных обязанностей по выявлению и пресечению законным путем правонарушений и извлечения из своих действий материального вознаграждения, а также из мести Г. за отказ в передаче денег за несоставление протоколов. Приходя к такому выводу, суд не учел, что составление протоколов об административном правонарушении входило в должностные обязанности К., и он обязан был их составить в случае обнаружения административного правонарушения. Кроме того, органами предварительного расследования К. не было вменено совершение преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 285 УК РФ, из иной личной заинтересованности. Вывод кассационной инстанции о том, что К. совершил преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 285 УК РФ из корыстной заинтересованности, так как его "действия были продиктованы отсутствием вознаграждения со стороны г., ожидаемого виновным", а указание мотива на иную личную заинтересованность не изменило предъявленного обвинения и не повлияло на законность и обоснованность приговора, является ошибочным.

Судебная практика военных судов по преступлениям, предусмотренным ст.ст. 285, 292 УК РФ, совершенным по мотиву иной личной заинтересованности, в целом не разнится от практики судов общей юрисдикции. Как показывает анализ уголовных дел, доказательства, касающиеся движущих побуждений совершения военнослужащими указанных должностных преступлений, военные суды в целом исследовали полно и всесторонне и, как правило, приходили к правильным выводам о наличии или отсутствии в их деяниях признака "иной личной заинтересованности", предусмотренного указанными статьями УК РФ.

Северодвинским гарнизонным судом офицер Т. осужден по совокупности преступлений (трех), предусмотренных ч. 1 ст. 285 УК РФ. Он признан виновным в использовании своего служебного положения вопреки интересам службы из иной личной заинтересованности, повлекшем существенное нарушение прав и законных интересов государства. Согласно приговору в период прохождения военной службы в должности командира войсковой части Т., являясь должностным лицом и используя свои полномочия по управлению и распоряжению государственным имуществом, вопреки интересам службы, с целью повысить личный авторитет и создать видимость благополучия, трижды обращался в коммерческую организацию с просьбой оказать спонсорскую помощь в виде безвозмездного выделения воинской части дизельного топлива. После получения топлива на общую сумму 441 000 руб. по подписанным им собственноручно накладным, не производя его учет и принятие на склад, Т. скрыл факт поступления топлива в часть, в дальнейшем организовывал его вывоз из коммерческой организации и продал, а полученные деньги израсходовал по личному усмотрению.

В надзорной жалобе, адресованной в Военную коллегию Верховного Суда Российской Федерации, адвокат осужденного просил отменить судебные постановления и дело направить на новое судебное рассмотрение, поскольку, по его мнению, не установлен мотив совершения преступления, а вырученные денежные средства от продажи топлива направлялись Т. на поощрение личного состава, организацию праздничных и других мероприятий.

В своем постановлении от 8 июня 2012 г. Военная коллегия обоснованно указала, что вывод суда первой инстанции о совершении Т. указанных преступлений, сомнений не вызывает и подтверждается исследованными в суде и приведенными в приговоре доказательствами. Будучи должностным лицом, он имел реальную возможность установленным в Минобороны России порядком организовать принятие и использование материальных ценностей, в том числе и топлива, поступивших от сторонних организаций и лиц в форме безвозмездной помощи, шефства и спонсорства. Как усматривается из материалов дела, Т. трижды скрыл получение от сторонней организации топлива и умышленно не провел его по учету воинской части вопреки положениям нормативных правовых актов. При этом, принципиально важным является то обстоятельство, что Военная коллегия согласилась с выводом гарнизонного военного суда о том, что для признания действий Т., за которые он осужден, уголовно наказуемыми, не имеет значения, на какие цели в конечном итоге были потрачены деньги от реализации полученного товара, вопреки утверждению в надзорной жалобе защитника осужденного о том, что деньги лично осужденным не присваивались, не передавались третьим лицам и были потрачены на нужды части, а поэтому Т. якобы не должен нести уголовную ответственность за содеянное.

Полковник медицинской службы К. Уфимским гарнизонным военным судом признан виновным в использовании своих служебных полномочий вопреки интересам службы, совершенном из иной личной заинтересованности, а также повлекшем существенное нарушение прав и законных интересов организации и охраняемых законом интересов общества и государства и осужден по ч. 1 ст. 285 УК РФ. Согласно приговору К., заключив как командир части договор о сотрудничестве с совхозом "Чапаевский", согласился получить в счет оплаты оказанных совхозу услуг четыре коровы, однако, сознавая, что в части отсутствуют условия для содержания крупного рогатого скота, договорился со своим подчиненным прапорщиком г. о том, что тот предоставит фермерское хозяйство своего отца для содержания скота. В последующем К. поручил своим подчиненным получить в совхозе скот и отвезти его на ферму г., а впоследствии скрыл скот от обязательного документального учета и таким образом распорядился им как своим собственным, что повлекло существенное нарушение прав и законных интересов части и причинило материальный ущерб в размере 24 090 руб.

Судебная коллегия по уголовным делам Приволжского окружного военного суда приговор отменила и уголовное дело в отношении К. прекратила ввиду отсутствия в его действиях состава преступления. На основе материалов дела коллегия пришла к выводу о том, что, передавая фермеру скот, К. действовал не в своих собственных интересах, а в интересах части. При этом, он заключил с Г. договор, согласно которому фермер приобретал за свой счет и передавал в часть необходимые ей строительные материалы, которые использовались для ремонта и строительства различных объектов части. В результате исполнения сторонами договора стоимость переданных Г. в часть строительных материалов превысила стоимость скота, переданного ему частью, а также стоимость эксплуатации автомобилей при перевозке материалов. При таких обстоятельствах судебная коллегия пришла к выводу, что в результате действий осужденного материального ущерба части причинено не было и существенного нарушения прав и законных интересов ее, общества и государства не произошло, в связи с чем не признала действия К., нарушившего ряд приказов Министра обороны Российской Федерации, уголовно наказуемым деянием.

Оставляя указанное решение без комментария, полагаю необходимым обратить внимание и на следующий факт. Отдельные правоведы считают определение "иной личной заинтересованности", данное в разъяснении Пленума Верховного Суда Российской Федерации, полным и не нуждающимся в уточнении, с чем нельзя согласиться, поскольку теоретические изыскания и судебная практика по указанной проблеме находятся в непрерывном развитии, а поэтому в будущем следует надеяться на новые разъяснения высшего судебного органа страны по указанному вопросу и внесение соответствующих корректив в действующее законодательство. Кроме того, следует напомнить и о том, что в уголовных кодексах некоторых стран корыстная и иная личная заинтересованность не являются обязательным признаком основного состава злоупотребления должностными полномочиями (уголовные кодексы Республики Беларусь, Кыргызской Республики, Республики Узбекистан).

ЛИЧНЫЙ ИНТЕРЕС КАК ПРИЗНАК СОСТАВА НЕИСПОЛНЕНИЯ ОБЯЗАННОСТЕЙ НАЛОГОВОГО АГЕНТА (СТАТЬЯ 199.1 УГОЛОВНОГО КОДЕКСА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ)

А.Г. ЧЕРНЫХ

Одним из обязательных субъективных признаков состава неисполнения обязанностей налогового агента является специальный мотив в виде личного интереса виновного. При этом, как показывает анализ материалов следственно-судебной практики, названный признак вызывает значительные затруднения при применении ст. 199.1 УК РФ.
В теории уголовного права под мотивом преступления обычно понимается "обусловленное определенными потребностями и интересами побуждение, которое вызывает у лица решимость совершить преступление и проявляется в нем". Получается, что в рассматриваемом нами случае такое побуждение должно иметь личный характер. Весьма уместно в этой связи привести слова С.В. Склярова, который, критикуя существующий законодательный подход к закреплению мотивов преступления в качестве обязательных признаков соответствующих составов преступлений, отмечает, помимо прочего, что законодатель "очерчивает определенный круг потребностей путем указания на личную заинтересованность, хотя все потребности имеют личностный смысл". Думается, что такое утверждение вряд ли может быть оспорено, поскольку, действительно, любой поведенческий акт человека, совершаемый им по своей свободной воле, обусловливается определенными личными интересами.
Вместе с тем такое толкование личного интереса в составе преступления, предусмотренном ст. 199.1 УК РФ, очевидно является неприемлемым. В противном случае специальное указание в тексте диспозиции обозначенной статьи на мотив преступления теряло бы всякий смысл. Наше исследование показало, что законодатель стремился таким образом подчеркнуть антисоциальный характер мотивации. Согласно результатам исследования, полученным С.В. Скляровым, личный интерес может быть отнесен в группу мотивов со средней степенью антисоциальности, поскольку в большинстве случаев виновный в неисполнении обязанностей налогового агента:
избирает преступный тип поведения в силу благоприятно складывающейся для совершения преступления объективной ситуации;
не умеет найти выход из сложившейся ситуации либо;
желает как можно быстрее добиться цели.
В этой связи особенное уголовно-правовое значение приобретает содержание соответствующего личного интереса при неисполнении обязанностей налогового агента. В юридической литературе по этому вопросу имеются различные высказывания. Так, по мнению И.И. Кучерова и И.Н. Соловьева, "личные интересы в данном случае могут носить прежде всего корыстный характер. Например, в случае неперечисления в бюджет удержанных в виде налогов средств они могут быть обращены в личную собственность. Однако при совершении данного преступления не исключается и иная личная заинтересованность".
Как пишет Н.А. Лопашенко, личный интерес может выражаться "в стремлении получить взаимную услугу, в корысти, в неприязни, в мести и т.д.".
В то же время отдельные авторы полагают, что преступлению, предусмотренному ст. 199.1 УК РФ, свойственен обязательный корыстный характер. Другие придерживаются абсолютно противоположной точки зрения.
По нашему мнению, две последние точки зрения в корне неверные, поскольку отсутствуют основания для таких утверждений. Вряд ли может быть подвергнут критике тезис о том, что корыстный интерес - это всегда личный интерес. Одновременно несостоятельно высказывание и о том, что личный интерес исключает корысть.
Следовательно, личный интерес не может быть приравнен исключительно к корыстным побуждениям, первое понятие является более объемным и при этом, безусловно, личный интерес может быть представлен корыстью.
В современной юридической литературе при характеристике признаков личного интереса в составе неисполнения обязанностей налогового агента за основу берутся разъяснения, предлагаемые в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ "О практике применения судами уголовного законодательства об ответственности за налоговые преступления". В данном Постановлении указывается, что личный интерес как мотив преступления может выражаться в стремлении извлечь выгоду имущественного, а также неимущественного характера, обусловленную такими побуждениями, как карьеризм, протекционизм, семейственность, желание приукрасить действительное положение, получить взаимную услугу, заручиться поддержкой в решении какого-либо вопроса и т.п. В силу этого неисполнение налоговым агентом обязанностей по правильному и своевременному исчислению, удержанию и перечислению в бюджеты (внебюджетные фонды) соответствующих налогов, предусмотренных законодательством РФ о налогах и сборах, не связанное с личными интересами, состава преступления, предусмотренного ст. 199.1 УК РФ, не образует и в тех случаях, когда такие действия были совершены им в крупном или особо крупном размере.
Тем не менее, по справедливому замечанию Б.В. Волженкина, "из-за неопределенности понятия "личные интересы" реализация этого указания на практике будет проблематична". Подтверждением тому служат материалы судебной практики.
Например, если виновным двигала исключительно корысть, то личный интерес налицо: приговором Балашовского городского суда С. осужден по ч. 1 ст. 199.1 УК РФ. Преступление совершено им при следующих обстоятельствах. С. в период времени с 01.06.2004 по 30.04.2007, будучи директором ООО "Земледелец-2002", в нарушение ст. 57 Конституции РФ, ст. ст. 3, 24, 226 НК РФ, являясь единственным распорядителем денежных средств общества, не исполнял обязанность налогового агента путем неперечисления в бюджет исчисленного и удержанного налога на доходы физических лиц в размере 1,5 млн. руб. и, имея реальную возможность уплаты налога на сумму 1,06 млн. руб., произвел за его счет выплату самому себе как физическому лицу заемных денежных средств, тем самым причинив ущерб государству.
Как видно, в данном случае ситуация была наиболее простой в исследуемом ракурсе, поскольку виновный руководствовался корыстными соображениями. Однако во многих уголовных делах установление личного интереса представляет куда более значительные трудности.
Так, Ш., являясь участником общества с ограниченной ответственностью "Старорусское пассажирское автотранспортное предприятие" и его директором, в нарушение ст. 24 и п. 6 ст. 226 НК РФ в период с 1 января по 1 декабря 2006 г. умышленно, стремясь уклониться от исполнения обязанности по перечислению налога в бюджет из карьеристских побуждений и получать стабильно высокое материальное вознаграждение в виде заработной платы, премий и других выплат за счет предприятия, в личных интересах принял решение о неполном перечислении в бюджет суммы НДФЛ в размере 540 тыс. 432 руб., удержанной из дохода работников ООО "Старорусское ПАТП", выплаченного за период с 1 января по 30 ноября 2006 г. Эта сумма, вместо перечисления в соответствующий бюджет, была направлена на выплату заработной платы и премий работникам предприятий, в том числе Ш..
Вполне очевидно, что факт неисполнения Ш. обязанностей налогового агента в целях выплаты самому себе заработной платы и премий свидетельствует о личном интересе виновного. Однако в изложенном примере говорится и о выплате за счет соответствующих средств зарплат и премий иным работникам предприятия. Возникает вопрос о возможности признания мотивом этих действий Ш. личного интереса. Полагаем, что ответ может быть утвердительным при условии выполнения соответствующих действий из карьеристских соображений.
В другом случае А. осужден за неисполнение в личных целях обязанностей налогового агента по перечислению налога на доходы физических лиц в крупном размере (ч. 1 ст. 199.1 УК РФ). С 1 мая 2004 г. по 30 июня 2006 г. А., зная об обязанности перечисления в бюджет удержанного из заработной платы налогоплательщиков налога на доходы физических лиц и имея реальную возможность по исполнению этой обязанности, действуя в личных целях, не направил в федеральный бюджет 609238,74 руб. Данная сумма им была израсходована на нужды предприятия (расчеты с поставщиками и подрядчиками, услуги сотовой связи, страховые услуги и другие цели непроизводственного характера).
Как представляется, в этой ситуации совершенно не обосновано наличие личного интереса виновного в неисполнении обязанностей налогового агента. Более того, усматриваются противоречивые положения. В частности, в приговоре суда имеется ссылка на то, что А. действовал "в личных целях". И при этом указывается на то, что соответствующие средства были израсходованы на нужды предприятия (в заключении они обозначены целями непроизводственного характера).
В этой связи остро обозначает себя проблема разграничения личного интереса и производственного либо общественного, государственного. Ведь несомненно, что они могут пересекаться. Их совпадение может быть частичным, а в некоторых случаях и полным. Весьма интересный аспект в исследуемом контексте подмечен Е.В. Румянцевой: "...если предприниматель не исполняет обязанности налогового агента в интересах осуществляемой им деятельности, то такое деяние полностью подпадает под признаки ст. 199.1 УК; если же лицо действовало не в личных интересах, а в интересах руководимого им предприятия, такое деяние состава преступления не образует".
Думается, что осознание проблемы совпадения личного и неличных интересов обусловливает предпринимаемые в уголовно-правовой доктрине попытки разграничения соответствующих ситуаций. Так, по мнению Ю.В. Трунцевского и О.Ш. Петросяна, "особое внимание следует обратить на то, что сложившаяся социально-экономическая обстановка в ряде регионов страны поставила большинство предприятий на грань выживания. В связи с этим направление средств на заработную плату, оплату электроэнергии и поддержание систем жизнеобеспечения населения в рабочем состоянии можно признать действиями, совершенными в состоянии крайней необходимости, что также исключает уголовную ответственность (ст. 39 УК РФ)".
Причины таких рассуждений представляются вполне понятными, но аргументы весьма дискуссионными. В описанных условиях, на наш взгляд, отсутствуют основания для констатации наличия личного интереса. Авторы, напротив, излагают признаки общественных либо производственных интересов, но никак не личного интереса.
Таким образом, наличие производственного, общественного или государственного интересов полностью или частично исключает наличие личного интереса. При частичном наличии личного интереса закономерным является установление размера неисполнения обязанностей налогового агента в отдельности от соответствующих действий, совершенных по другим мотивам. В случае невозможности разграничения названных действий квалификация по ст. 199.1 УК РФ исключается в виду неустранимых сомнений в виновности лица (ч. 3 ст. 49 Конституции РФ).

Наша компания оказывает помощь по написанию курсовых и дипломных работ, а также магистерских диссертаций по предмету Уголовное право, предлагаем вам воспользоваться нашими услугами. На все работы дается гарантия.